Игнатий(Брянчанинов) - Правильное состояние духа. Преподобный василий поляномерульский

«В последние часы земной жизни Господь Иисус Христос оставляет нам Свою заповедь: «Доныне вы ничего не просили во имя Мое, но теперь проси́те, проси́те во имя Мое, и полу́чите» . Отсюда, от времен евангельских, ведет свое происхождение молитва Иисусова, дарованная нам по собственному благословению Иисуса. С тех пор эти слова Христа являются и догматическим, и аскетическим основанием для молитвы Его именем».

Одним из подвижников Валаама был делатель умной молитвы старец схимонах Агапий (Молодяшин) . Афонская традиция исихазма наложила глубокий отпечаток на жизнь отца Агапия, который был одним из преданных учеников преподобного Антипы Валаамского, - именно под его руководством он перенял бесценный опыт как молитвенного делания, так и старчества.

Собиратель материала «Сборник о молитве Иисусовой», игумен Валаамского монастыря схиигумен Харитон (Дунаев) (+1947) обращался за советами к старцу схимонаху Агапию и, как вспоминал отец Харитон, он «разрешал все мои недоумения, встречающиеся при молитве».

Схимонах Агапий оставил миру бесценное сокровище - письма и келейные записи, которые и для монашествующих, и для мирян могут послужить путеводителем в правильном прохождении умного делания:

Держать разум в словах молитвы

1. Об устной молитве.

Схимонах Агапий (Молодяшин) (1837-1905) В сокращенном слове она говорится так: «Господи, помилуй!»; «Господи Иисусе Христе, помилуй мя, грешнаго!»; а в полном - так: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго!».

В начале она произносится большею частью принужденно и неохотно, и, по мере упражнения и себя в ней принуждения, если только есть решительное намерение посредством молитвы, с помощью Божией благодати, умалить всесторонние страсти, она от частого в ней упражнения, по мере умаления страстей, время от времени будет делаться легче, приятнее и желательнее. При устной молитве всевозможно должно стараться держать разум в словах молитвы, говорить неспешно, все внимание сосредоточивая в мыслях, выражаемых словами, а когда ум будет увлекаться в посторонние помыслы, без смущения опять вводить его в слова молитвы (Лествица, слово 28, глава 17).

Нерассеянность уму дается не скоро и не тогда, как захотим, а когда смиримся и когда Бог благословит. Сей Божий дар временем не определяется, ниже количеством молитв, а сердечным смирением и Христовою благодатию и всегдашним себя в ней принуждением.

Из устной внимательной молитвы бывает переход к молитве умной, которая называется так тогда, когда одним умом к Богу устремляемся или зрим Бога…Когда внимание ко Господу делается неотходным, то оно есть внимание благодатное;

2. Об умной молитве.

При умной молитве необходимо должно держать внимание в сердце пред Господом. По мере нашего усердия и смиренного тщания в молитве дарует Бог первое дарование уму нашему - собранность и сосредоточенность в молитве. Когда внимание ко Господу делается неотходным, то оно есть внимание благодатное; а наше собственное внимание всегда бывает принужденное. От такой умной молитвы бывает переход к сердечной внутренней молитве, если только есть опытный учитель, очень удобный и свободный. Когда чувствами сердца с Богом бываем, а любовь к Богу сердце исполняет, тогда такая молитва носит название сердечной.

3. О молитве внутренней сердечной.

В Евангелии изречено: «аще кто хощет по Мне идти, да отвержется себе и возмет крест свой». Если применить эти слова к делу молитвы, то они будут означать следующее: кто хочет законно подвизаться в молитвенном подвиге, пусть прежде отвергнется своей воли и собственных разумений, а потом понесет крест, то есть - труд тот душевный и телесный, который неизбежен при этом подвиге.

Предав себя всецело неусыпному попечению Божию, надо смиренно и благодушно переносить этот труд ради истинного блага, которое даруется усердному молитвеннику от Бога во свое ему время, когда Бог своею благодатию положит пределы нашему уму и уставит его неподвижно с памятью Божиею в сердце. Когда подобное стояние ума сделается как нечто естественное и постоянное, оно носит у отцов название соединение ума с сердцем; при таком устроении уму уже не бывает желания быть вне сердца, напротив того, если по каким- либо обстоятельствам или многою беседою удержан будет он вне сердечного внимания, то у него бывает неудержимое желание опять возвратиться внутрь себя с какою-то духовною жаждою, и с новым усердием опять заняться созиданием своего внутреннего дома.

При таком сердечном устроении у человека из головы переходит все внутрь сердца, и тогда как бы некий умный свет озаряет его всю внутренность, и что он ни делает, ни говорит, ни помышляет - все делается с полным сознанием и вниманием. Он может ясно видеть тогда, какие приходят к нему помыслы, намерения и желания, и охотно понуждает ум, сердце и волю на послушание Христово, на исполнение всякой Божией и отеческой заповеди; всякое же уклонение от них заглаждает чувством сердечного покаяния и сокрушения с непритворным жалением и с приболезненным смиренным припаданием к Богу, прося и ожидая свыше помощи к своей немощи. И Бог, смотря на такое его смирение, не лишает его своей благодати.

Буди вам известно, что умно-сердечная молитва приходит в сердце иным скоро, а иным не скоро. Я знаю трех лиц: одному пришла, как только было сказано, в самый этот час; другому пришла через шесть месяцев; третьему - через десять месяцев; а одному великому старцу - через два года. И это почему так бывает - одному Богу только известно.

Еще ведайте, что прежде истребления страстей молитва бывает иная, и иная по очищении сердца от страстей: первая есть помощница при очищении сердца от страстей; а вторая - есть как бы некий духовный залог будущего блаженства. Делайте так: когда почувствуете вхождение ума в сердце и воздействие молитвы, то давайте полную свободу такой молитве, удаляя все неблагоприятное ей, и пока она будет - ничего другого не делайте. Когда же не чувствуете такого влечения, тогда молитесь молитвою устною с поклонами, стараясь всячески внимание держать в сердце пред лицом Господа. Разогреется сердце и при таком образе молитвования.

Трезвитесь и бодрствуйте, а особенно во время умно-сердечной молитвы. Никто так Богу не благоугоден, как тот, кто занимается правильно умно-сердечною молитвою. Когда вам неудобно, или времени нет упражняться в молитве, то всевозможно храните в себе при всяком вашем занятии молитвенный дух, т.е. имейте в памяти Бога и всячески напрягайтесь умными очами зреть Его пред собою со страхом и любовью, и, чувствуя Его пред собою сущим, с благоговейною покорностью во всех своих делах предавайте себя Его вседержительству, всемогуществу, всезрительству и всеведению так, чтобы во всяком вашем деле, слове и помышлении памятовался Бог и Его святая воля. Вот в чем состоит сокращенно дух молитвенный! Необходимо должно сей дух иметь любителю молитвы и, насколько возможно, всегдашним сердечным вниманием подводить свое разумение под Божие разумение и покорно и благоговейно покоряться Ему; также и свои хотения и желания подводить под Божие хотение и всецело предать себя Божию разуму и Божию хотению.

Всячески надо стоять против духа произвольности, или желания и позывов действовать, ничем не стесняясь. Сей дух нашептывает: это мне не под силу, на это у меня времени недостает, или за это браться мне еще не время, надо погодить, или - обязанности послушания препятствуют, и многое подобное. Кто слушает его, тот никогда не навыкнет молитве.

В содружестве с сим духом состоит дух самооправдания, который приступает и начинает действовать после того, как кто-либо, увлекшись духом произвольного самочиния, сделает что-либо такое, за что совесть беспокоит его. Тогда дух самооправдания разные употребляет извороты, чтобы обмануть совесть, и неправость свою выставить правостью. Бог да сохранит вас от сих злых духов!...».

Историческая справка

Схимонах Агапий (в миру Александр Андреевич Молодяшин) родился 23 августа 1837 г. в деревне Уткино Ростовского уезда Ярославской губернии в крестьянской семье.

С детства Александр страдал глазной болезнью, и эта болезнь довела его впоследствии до полной слепоты. В одном из писем своему другу отец Агапий писал: «С двенадцати годов моей жизни пошли на меня скорби, то за грехи, то для испытания, то для предохранения. Я в монастырь ушел 22 годов не по духовной ревности к спасению, но по причине убожества (болезни глаз) и с братом равноправия. Если бы этого не было, мне никогда и мысль не пришла бы идти в монастырь. Вот я теперь и соображаюсь со Святым Писанием: один святой отец пишет, что иные спасаются разумом, иные - произвольным подвигом, иные - Божиим Промыслом; последнее ко мне приличнее и ближе всех».

По прибытии в Валаамский монастырь Александр увидел иной мир, который, как казалось ему, «открыл перед ним истинный путь». Так впоследствии писал старец в своем дневнике: «Жизнь Валаамских насельников, строгоуставное богослужение, своеобразное, суровое, прекрасное валаамское пение и весь уклад монашеской жизни на Валааме произвели полный переворот в душе моей. Душевное настроение мое стало ровно и спокойно, вражда и неприязнь к брату исчезли, передо мной открылась совершенно иная жизнь».

Особенно его поразила личность валаамского настоятеля - старца Дамаскина. «Высокая и светлая личность игумена Дамаскина, - писал о. Агапий, - как будто притягивала меня. Я понимал, что под руководством сего мудрого наставника и отца можно подвигом добрым подвизаться, достигнуть тихой пристани и вечного спасения».

Игумен Дамаскин дал ему послушание - трудиться на огородах обители, которое будущий старец нес почти 12 лет.

Перед тем как Александр был зачислен в братию монастыря, он написал игумену Дамаскину следующие строки: «Прошу Вас об этом... для того чтобы причисление меня к братству обители более меня побудило к точному соблюдению всех правил святого общежития, к беспрекословному послушанию, совершенному нестяжанию, искреннему смирению, чтобы иметь только одну заботу - заботу о спасении моей души...».

А в свою очередь игумен Дамаскин в письме митрополиту Исидору от 15 марта 1864 г. писал: «... К монашеским послушаниям способен и к монашеской жизни расположен и благонадежен».

22 мая 1864 г. зачислен в братство Валаамского монастыря, а через шесть лет, 4 апреля 1870 г. игуменом Дамаскиным пострижен в монашество с именем Агапий.

Духовным наставником сначала Александра, а затем и монаха Агапия стал великий подвижник - преподобный Антипа Афонский. Как впоследствии вспоминал один из современников, «... этому богоугодному мужу отец Агапий... предался... всей своей душой. Между старцем и учеником установилась теснейшая внутренняя связь». Схимонах Никита вспоминал об этом периоде жизни старца: «Отец Агапий проводил время в слушании чтений Св. Писания, творений отцов Церкви и подвижников благочестия, житий святых, размышлениях о прочитанном и непрестанной молитве Иисусовой».

Впоследствии сам старец вспоминал, что для него слова святителя Василия Великого о подвижничестве стали принципом его жизни. Старец писал: «О келейном правиле с поклонами так пишет Василий Великий: «Аще какой монах не исполняет келейное правило, считается у Бога мертвым и недействительным, аще какой монах не прочитает на каждый день 1, 3, 6 и 9 часа в тот день ниже хлеба да яст». В дальнейшем в своей переписке со схиигуменом Германом отец Агапий будет часто цитировать отрывки из поучений Каппадокийского святителя.

Преуспев в подвиге послушания своему духовному наставнику, о. Агапий был облечен в схиму 13 марта 1880 г. и вскоре назначен игуменом Ионафаном братским духовником.

Известно, что старец принимал не только братию монастыря, но и мирян, приезжающих на Валаам. Несмотря на то что о. Агапий только исповедовал кающихся, не принимая откровения помыслов даже у братий монастыря (об этом есть свидетельства в письме епископу Феофану Затворнику), старец очень тяжело воспринимал свое служение, считая себя недостойным быть духовником обители. В его дневниковой записке читаем: «Сколько сил и духовного терпения со вниманием и постоянным трезвением душевным нужно мне, грешному. Не имея истинно духовного дара, я подражаю Евангельскому слепцу, ведущему столь же слепых...». Из приведенных слов старца мы видим, как он тяготился возложенным на него послушанием. При этом, как писал в дневнике отец Агапий, «по смерти моего наставника (иеросхимонаха Антипы Валаамского) отъял Господь от меня, грешного... многоценный молитвенного делания дар...».

Такое настроение вынуждало схимонаха Агапия обратиться за помощью к преуспевшим инокам.

В то время в Вышенской пустыни находился в затворе известный подвижник епископ Феофан. Между ними началась переписка, продолжавшаяся несколько лет. Святитель Феофан нашел, что «молитвенное делание» исполняется старцем Агапием не вполне правильно. Начинает святитель наставления с самого, по его мнению, главного и основополагающего момента в жизни любого монаха - с послушания. Владыка пишет: «Послушание, на Вас наложенное, надо нести; это враг Вас мутит, и все Ваши изветы - его суть изделия. Без послушания быть в обители стыдно! И Вам дано послушание для избежания сего стыда, и притом такое, которое Вам подручнее всякого: Вы исполняете его сидя, одним словом. Что легче слова? А добра- то от него сколько! Вы говорите - не способен. Об этом не Вам судить, а отцу игумену. Да Вам и думать о способности или неспособности не следует, а приказано делать - и делайте, не рассуждая... Ни ума, ни жизни нет у меня, подходящих к такому послушанию, говорите Вы... Если бы этого не было в Вас в какой- либо мере, отец игумен, конечно, не тронул бы Вас! Разве он враг братии, которых отряжает на Вашу долю? Ученики - помеха в молитве? Никакое доброе дело не может быть помехой молитве; добрые дела и молитва - родные сестры, одна другой руку подают. Молитесь обо всех Вам врученных со слезами, каждому испрашивая благопотребное, а себе вразумления... ».

После этих слов о. Агапий изменил свое отношение к старчеству и своему послушанию. Святитель ему писал: «Вы нашли драгоценную бисеринку. Слава Богу! Теперь держите ее и по какой-либо ошибке не продайте или не променяйте ее на глиняные тетерки. Пребывайте в том, что есть, болезненно припадая к Господу, да соблюдет Он в Вас великий дар сей неутраченным».

Примерно через год на схимонаха Агапия было возложено послушание принимать у братии откровение помыслов. Святитель Феофан постоянно поддерживал старца и не оставлял без духовного назидания: «Дело откровения помыслов - это подвижническое правило, старческое... Старчество по самому свойству своему затруднительно, но ему всегда присуща помощь свыше, и эту помощь необходимо призывать. Никакое слово не останется бесплодно, только плод не тотчас появляется. Если будете говорить каждому приходящему к Вам с любовью все должное, то Вы свое дело сделаете...».

Далее святитель говорит о спасительности и простоте откровения помыслов, которое не требует обязательной исповеди (в это время исповедь в монастыре принимал другой иеромонах, и старец Агапий опасался конфликта с настоятелем). «По сказаниям отцов, - пишет свт. Феофан, - душеспасительно само откровение, как откровение без всяких прибавлений. Приемлющий откровение может сказать: ну, ничего, Бог простит, - и прибавит: положу немного поклонов... Но это не то, что бывает в Таинстве исповеди. - Это отеческое благожелание. Производство дела такое касается грехов простительных; тут само откровение дает прощение». И все же Святитель советует исповедовать пришедших к нему людей, даже если в обители есть братский духовник: «В монастыре есть общий духовник - исповедник. Исповедание, кроме него, есть новость в монастыре. Но ничего нового никто в монастыре вводить не может без воли настоятеля. Потому следует Вам спросить настоятеля…».

Постепенно схимонах Агапий восходил на вершины духовного совершенства. Особенно преуспел он в умной молитве. Святитель Феофан в одном из писем так характеризует духовное состояние старца: «Тому состоянию, в котором Вы себя чувствуете... нельзя не нарадоваться. Благослови Вас, Господи, и всегда так пребывать».

26 августа 1883 г. старец ушел на покой по причине болезни глаз. В последние два года жизни он активно вел переписку с архимандритом Агафангелом. К сожалению, в архивах Валаамского монастыря найдено только два письма. Оба они написаны за два года до смерти отца Агапия. Приведем некоторые выдержки из них.

«Очень стал здоровьем слаб, - писал он в 1903 г., - за одно благодарю Бога, что нет у меня никаких земных попечений. Помаленьку перемогаюсь - надо терпеть. Терпение болезней ставится вместо подвигов... А они лезут и лезут на меня, которых я и не хотел бы. Приходится с ними мириться и пользоваться единственным лекарством, которое святые отцы предлагают от всех болезней, - это терпение».

В другом письме старец пишет: «Жизнь моя течет по старому руслу, один день погрызет одна болезнь, другой день - другая. Всегда сопутствуют зубная боль, головная, озноб, жар. Прошу Ваших св. молитв, чтобы Господь укрепил меня в терпении, чтобы сколько-нибудь достойно провести остаток дней своих...».

За несколько дней до смерти, которая последовала 7 апреля 1905 г., старец Агапий написал гимн «Смиренное благодарение Бога». Начинается он словами: «Благодарю Тебя, Господи, за слепоту телесных моих очей и дивлюсь Твоему премудрому вседержительству, как Ты устроял посредством слепоты удобный путь к моему спасению. Смиренно благодарю Тебя, Господи, за все приключающиеся со мной по Твоему смотрительному Промыслу неприятные и скорбные последствия от болезни телесной... потому что они составляют мое единственное... мое врачевание». В этом произведении отобразилось высокое духовное состояние Валаамского старца, который всей своей непростой жизнью явил подвиг терпения, смирения и любви.

Предисловие к книге
«Сборник о молитве Иисусовой» Предисловие написано Новиковым Н. М. к новому изданию книги «Сборник о молитве Иисусовой», составленной игуменом Харитоном (Дунаевым). Текст одобрен наместником Валаамского монастыря Панкратием, епископом Троицким, и скитоначальником схиигуменом Серафимом (Покровским).

Книга, которую открывает читатель, со времени своего выхода в свет в первой половине ХХ столетия по сей день остается явлением исключительным. Не случайно закрепилось за ней почтительное прозвание «Малое Добротолюбие». В самом деле, книга в сжатом виде передает самое существо идей, излагаемых «Большим» Добротолюбием. Здесь собран исчерпывающий материал, необходимый для постижения молитвенной науки, для приобщения к высокому искусству умного делания. В этом отношении ей, пожалуй, не найти аналогов среди русскоязычной аскетической литературы. Между тем востребованность такого материала не менее актуальна сегодня, чем в 30-е годы прошлого века, во времена первого издания Сборника. И поныне далеко не все из благочестивых, проводящих церковную жизнь, христиан имеют верное представление об умном делании, отнюдь не всеми, даже из иноческого сословия, осознается та роль молитвы Иисусовой, которая ей Самим Спасителем отведена в деле нашего спасения.

В последние часы земной жизни Господь Иисус Христос оставляет нам Свою заповедь: Доныне вы ничего не просили во имя Мое , но теперь проси́те, проси́те во имя Мое, и полу́чите . Отсюда, от времен евангельских, ведет свое происхождение молитва Иисусова, дарованная нам по собственному благословению Иисуса. С тех пор «эти слова Христа являются и догматическим, и аскетическим основанием для молитвы Его именем» . Помимо прочих достоинств, наиболее важной особенностью Иисусовой молитвы является ее роль во внутреннем умном делании. Она стала незаменимым инструментом для развития способностей к умной молитве, для стяжания дара молитвы умно-сердечной. Но осознаем ли мы вполне значение такого дара?

Вспомним сказанное святителем Игнатием Кавказским, видевшим причину упадка монашества и оскудения в целом духовной жизни общества в «повсеместном оставлении внутреннего делания» и удовлетворенности единственно подвигом внешним. Когда среди христиан, утверждает святитель, «потеряно правильное понятие об умном делании», то последствия бывают плачевными: «За такое жительство, чуждое внутреннего делания, сего единого средства к общению с Богом, человеки делаются непотребными для Бога». О своем времени святитель говорил с сокрушением: «Прежде умное делание было очень распространено и между народом, еще не подвергшимся влиянию Запада. Теперь все искоренилось, осталась личина благочестия, сила иссякла». Что же касается иночества, то «без истинного умного делания монашество есть тело без души» .

Тех же взглядов, как в Византии, так и на Руси, держались другие выдающиеся подвижники, приверженцы святоотеческой традиции. Путь умного делания, путь исихастской практики, видится им главным направлением для взыскующих живой, непосредственной встречи с Богом лицем к Лицу . Так, святитель Григорий Палама говорит о нем как «о преимущественном пути к богопознанию и обожению», как о пути, приводящем к «высшему состоянию души» . Преподобный Паисий Молдавский также проповедовал о «первостепенном значении исихастского учения для Церкви». Для него исихазм, воплощаемый в подвиге умной молитвы, это «сердце православия» .

Существо умного делания в том, чтобы вернуть нашему естеству духовное состояние, утраченное Адамом и Евой в грехопадении, возвести нас из нижеестественного состояния бытия в естественное. Достигается это преображение естества через воссоединение нашего ума с духовным сердцем, отчего оживает наш дух человеческий, и тогда вновь обретается утраченная первыми людьми возможность прямого, живого богообщения. Средством к достижению такого обновленного состояния служит деятельная умно-сердечная молитва, доступная для всякого подготовленного к тому христианина, как для инока, так и для простого мирянина. На этом пути перед стяжавшими дар умной молитвы открывается дальнейшая перспектива: подвиг умного делания поведет к глубинному очищению ума и сердца, к обретению благодати бесстрастия. Далее устоявшим на этой стезе предлежит путь высокого созерцания и восхождения к духовному совершенству обожения.

Такова суть внутреннего подвижничества, именуемого на Руси умным деланием, а молитве Иисусовой предназначена в этом подвиге особая роль. Именно она способствует раскрытию сердца, позволяет проникнуть в сердечную глубину. Именно она является основным орудием очистительного действа, известного в русской традиции как священный метод трезвения и молитвы. Эта особая духовная практика, которая, содействуя очищению души от греховных страстей, ведет к стяжанию обоживающей благодати. А начинается все с овладения навыком словесной молитвы Иисусовой. Она поведет своих приверженцев далее – к искусству умно-сердечного делания, а затем устоявшим в подвиге откроется доступ к высшим дарам Святого Духа. Здесь причина, по которой афонский старец преподобный Паисий Святогорец мог говорить: «Молитва – это Таинство, как и Святое Причастие» .

Собирателем драгоценного материала, составляющего настоящий Сборник, стал известный русский подвижник схиигумен Харитон (Дунаев) . Его имя по достоинству упоминается в одном ряду с такими славными Валаамскими настоятелями прошлого, как преподобный Назарий и игумен Дамаскин. Старцу суждено было понести на своих плечах тяжкое бремя управления монастырем в самые сложные годы ХХ столетия, при этом в историю обители он вошел не только как умелый администратор, но и как духоносный молитвенник.

Еще молодым послушником на Валааме будущий старец расположился к изучению отеческих писаний, с увлечением читал книги своих старших современников – святителей Феофана Затворника и Игнатия Кавказского, аскетические труды древних отцов, вдохновляющие на молитвенный подвиг. Уже тогда он начал делать для себя выписки из книг, как вспоможение руководству в молитве. Со временем, осознав, что нуждается в помощи наставника, отец Харитон обратился за советом к старцу схимонаху Агапию , опытному делателю Иисусовой молитвы. В его лице он обрел руководителя, который, как вспоминал отец Харитон, «разрешал все мои недоумения, встречающиеся при молитве».

Однако вскоре юный подвижник духовно осиротел. «По смерти же старца, – вспоминает он, – за разрешением недоумений я был вынужден прибегать к писаниям богомудрых отцов, извлекая из них существенное о молитве Иисусовой». Благодаря тому, что под окормлением наставника он получил верное направление, отец Харитон смог в дальнейшем благополучно руководствоваться отеческими писаниями. Изучая духовную литературу, он продолжал собирать материал ради собственной пользы: «Извлекая из книг существенное о молитве Иисусовой, я записывал все это в тетрадь, и таким образом с течением времени у меня составился сборник о молитве» . В дальнейшем именно эти записки легли в основу ныне широко известного в России и за рубежом «Сборника о молитве Иисусовой».

Вся жизнь отца Харитона, с самого поступления в монастырь, была сугубо деятельной, к чему вынуждали его многозаботливые послушания, связующие с миром, с хозяйственными и административными заботами. Однако душа его всегда жаждала пустынного уединения. И вот в декабре 1920 года, в период относительного затишья, эконом монастыря отец Харитон был временно отпущен на безмолвие в уединенный Предтеченский скит. Здесь он смог наконец полностью предаться молитвенному деланию и углубленному чтению святых отцов. Здесь выдержало проверку его внутреннее расположение к пустынножительству, окрепло желание навсегда удалиться в пустыню.

В то время отец Харитон записывает в своем дневнике: «Теперь для меня вышло благоприятное время уединения, давно желанного... Читаю сочинения святых отцов, в особенности Исаака Сирина, душа услаждается уединением... В скиту при свободе от обременения делами и заботами есть возможность стремиться к непрестанному памятованию Бога, и для сего есть средство самое мощное – это молитва Иисусова... Ранее при страхованиях ум мой убегал изнутри вовне, а теперь же наоборот – уходит еще глубже внутрь... При сосредоточении внимания в сердце при живой мысли присутствия Божия какой покой ощущает душа… Чувства благодарности к Богу переполняют душу. Сознаешь мрак своих страстей и знаешь, что если Господь отступит Своею помощью, то этот мрак затуманит последнюю искорку, память Божию, и тогда опять душа попадет под власть бесов и страстей».

Но затвор его был не долгим – слишком нуждалась обитель в способном хозяйственнике и администраторе. Тем не менее келья в Предтеченском скиту оставалась закрепленной за отцом Харитоном, и при каждом удобном случае он стремился уединиться там ради молитвенного делания .

Не один год игумен Харитон вынашивал идею организовать свое собственное монастырское издательство по выпуску книг духовного содержания. Наконец этому замыслу суждено было осуществиться. «К тому времени старец имел огромный опыт духовной практики. Его размышления по вопросам молитвы и покаяния легли в основу нескольких книг, подготовленных монастырским издательством». Перу Валаамского игумена принадлежит документально-историческая монография «Введение нового стиля в Финляндской Православной Церкви и причины нестроений в монастырях: по записям и комментариям инока» (1927), а также исследование «Аскетизм и монашество» (1943). Силами монастыря на финский язык были переведены «Правила о поведении монахов» епископа Игнатия Брянчанинова (1933) и «Двенадцать поучений аввы Дорофея» (1934) .

В 1936 году вышла в свет составленная игуменом Харитоном книга «Умное делание. О молитве Иисусовой». В качестве основы сюда вошли годами собиравшиеся им выписки из отеческих творений. В сборе материала для публикации и в работе с текстом участвовал сотрудник канцелярии и монастырский архивариус монах Иувиан , помогал также будущий архимандрит Димитрий . Летом 1936 года к работе над книгой был привлечен священник Михаил Ридигер . Однако основное содействие в издании этого труда отцу Харитону оказал известный церковный деятель и литератор протоиерей Сергий Четвериков .

Издание сразу же было замечено и привлекло к себе общее внимание. Широкий спрос и живой интерес к тематике книги побудил автора продолжить работу над этим проектом. Игумен Харитон задумал вторую часть публикации, под условным названием «Беседы инока с пресвитером». Работа над второй частью заняла около двух лет, книга «также готовилась на основании святоотеческих писаний и мыслей опытных делателей молитвы. В работе над этой книгой игумену Харитону помогал известный духовник протоиерей Сергий Четвериков... Протоиерей Сергий был талантливым духовным писателем. Его навыки литературного владения словом помогали отцу Харитону яснее выразить свои мысли. Сам игумен Харитон оценивал свое участие в подготовке книги более чем скромно». В письме к князю А. В. Оболенскому игумен сообщает: «В данное время готовятся у нас к печати отцом протоиереем Сергием Четвериковым при маленьком моем участии "Беседы инока с пресвитером"» . Между тем надо отметить, что Беседы отражают незаурядный личный духовный опыт Валаамского настоятеля .

Вторая часть под окончательным названием «Что такое молитва Иисусова по преданию Православной Церкви» увидела свет в 1938 году. Вот что в связи с этим вспоминает насельник Валаама архимандрит Афанасий : «Игумен отец Харитон мечтал, еще будучи экономом, завести свое издательство, о чем не раз мы беседовали с ним. И когда он стал игуменом, то отчасти и приступил к сему. Были изданы две книги об Иисусовой молитве... Книги получились замечательные, потому что в них вошло все лучшее из святых отцов и творений подвижников о внутреннем духовном делании. Составлялись эти книги отцом игуменом Харитоном в течение многих лет, и он мне не раз читал выдержки из этих сборников и спрашивал, не следует ли издать. Это оказалось возможным после того, как на Валаам приехал протоирей Сергий Четвериков, и они вдвоем отредактировали обе книги» .

Долгие годы в СССР переиздать труды игумена Харитона возможности не представлялось. Однако книги продолжали свою жизнь и служение: в среде верующих они распространялись через самиздат – перепечатанные под копирку машинописные экземпляры передавались из рук в руки. Наконец, уже в недавнее время Спасо-Преображенский Валаамский монастырь предпринял издание обеих частей, найдя удачное решение – объединил их в один том под общим названием «Сборник о молитве Иисусовой». Это издание 1994 года стало ныне хрестоматийным. Достаточно привести высказывание нашего старца архимандрита Кирилла (Павлова): «Эта книга должна быть настольной для каждого монаха». По достоинству оценен этот труд не только в России, книга переведена на греческий, английский, румынский, сербский языки.

Первую часть Сборника составляют главным образом тематически подобранные цитаты из писаний святых отцов и подвижников благочестия. Подборка дает общее представление о внутреннем подвиге: о пути умного делания, о практической стороне обучения Иисусовой молитве. Вторая часть является своеобразным комментарием к первой, развивая и углубляя затронутые в ней темы. Изложение здесь также изобилует святоотеческими цитатами, но преподано в форме живого диалога между священником и старцем иноком. Такая подача не только оживляет текст, но и помогает усвоению весьма серьезного и сложного материала, местами намеренно полуприкровенного в соответствии с исихастской традицией. Важной особенностью второй части стало включение в нее двух из наиболее значительных и авторитетных в русской аскетической традиции текстов – это известные работы преподобных отцов Василия Поляномерульского и Паисия Молдавского, о которых стоит сказать несколько слов отдельно.

Около середины XVIII века старцем Молдо-Влахийских скитов Василием были написаны четыре предисловия к творениям древних святых исихастов: Григория Синаита, Филофея Синайского, Исихия Иерусалимского и Нила Сорского. Собранные вместе, эти четыре текста составили трактат, известный под общим наименованием Предисловия . Трактат стал своего рода катехизисом умного делания. Здесь сжато и емко, с предельной ясностью преподаны все основы священной науки трезвения и молитвы – искусства внутреннего подвига. Здесь же дается свод ключевых святоотеческих изречений на эту тему.

В Предисловиях со всей определенностью указывается на невозможность победы в мысленной брани и на невозможность окончательного очищения души от греховных страстей путем одного только псалмопения, посредством молитвы словесного уровня. Таких молитвенников старец Василий уподобляет ослу, который, вращая мельничный жернов, топчется на одном месте. Таковые, «не зная опытно умного делания, погрешают против правого разума», полагая, что умно-сердечная молитва есть подвиг «одних бесстрастных и святых мужей». А потому, «держась единственно псалмопения, чтения тропарей и канонов, они успокаиваются в одном своем внешнем молении», не разумея, что молитву словесную «отцы дали нам на время, из-за немощи и младенчества ума нашего, чтобы мы, понемногу обучаясь, восходили на степень умного делания, а не до кончины пребывали в том же» младенческом состоянии.

Умно-сердечное делание «необходимо и новоначальным, которым оно помогает в самопознании, в преодолении помыслов и страстей». Потому богомудрые отцы и «устанавливают для новоначальных обучение деланию умной молитвы... они называют ее обузданием страстей в делании заповедей Христовых», так что «всякий новоначальный и страстный может разумно совершать эту молитву в хранении сердца... пока не предочистится ею». Это древнейшая традиция: «совершеннейшие и глубочайшие в духовных дарованиях святые отцы повелевают нам прежде всего очищаться от страстей умным и сердечным призыванием имени Иисуса Христа». Как свидетельствует святитель Симеон, архиепископ Солунский, заповедано всем «архиереям, священникам, монахам и всем мирянам во всякое время и час произносить и дышать этой священной молитвой». Те же, которые опасаются «последующей такому деланию прелести», пусть знают, что именно молитва сердечная, правильно совершаемая, помогает различать действие прелести и избегать ее. «Самое же непрелестное для новоначальных действие в молитве заключается в том, чтобы в сердце начинать умную молитву и в сердце оканчивать, чтобы ум скрывался в глубине сердечной, а не в похотной части», то есть не опускался бы ниже верхней оконечности сердца .

Нужно отметить один значительный эпизод в жизни преподобного Василия. Его проповедь об общедоступности умного делания с неизбежностью порождала смущение в определенной части верующих, а в Священном Синоде Румынской Церкви возникли по этому поводу сомнения в каноничности воззрений старца. В 1749 году он был вызван в Бухарест на собеседование с тремя патриархами, ибо как раз в то время патриархи Антиохийский, Александрийский и Иерусалимский пребывали в Валахии. «На все вопросы высокого собрания иеросхимонах Василий дал исчерпывающие ответы на основе Священного Писания и святоотеческих творений», чем полностью убедил в своей правоте богословскую комиссию. После этого писания старца Василия об умном делании «были рекомендованы как душеполезное чтение для монахов». В XVIII–XIX столетиях сочинения Василия Поляномерульского получили широкую известность; распространяясь в рукописях по многим монастырям Румынии и России, они оказали значительное влияние на русское и румынское монашество. Святители Игнатий Кавказский и Феофан Затворник, высоко ценившие писания старца Василия, признавали его, наряду с преподобным Паисием Молдавским, духовным авторитетом в вопросах аскетической практики и «тонким изъяснителем умной молитвы». Отметим, что «святители рекомендовали чтение трудов старца Василия всем, кто желал успешно заниматься Иисусовой молитвой» .

В частности, святитель Игнатий Кавказский «особенно рекомендует сочинения старца Василия», не раз упоминая о них в своих трудах, ставя их в один ряд с писаниями Нила Сорского и Паисия Молдавского . На вопрос, «какие книги святых отцов должен читать желающий заниматься молитвою Иисусовою», святитель отвечает: «Для новоначальных... особенно полезны Предисловия схимонаха Василия: в них изложено учение о молитве покаяния, учение столько полезное, столько нужное для нашего времени». Конечно, «все вообще творения святых отцов... в особенности же о Иисусовой молитве, составляют для нас, монахов последнего времени, неоцененное сокровище», все они «достойны глубокого уважения... но сочинения российских отцов, по особенной ясности и простоте изложения, по большой близости к нам относительно времени, доступнее для нас, нежели писания греческих светильников. В особенности писания старца Василия можно и должно признать первой книгой, к которой желающему в наше время успешно заняться Иисусовой молитвой необходимо обратиться. Таково и назначение ее. Старец назвал свои писания Предпутиями , то есть Предисловиями... Название очень верное! Их чтение подготовляет к чтению греческих отцов, которых сочинения относятся наиболее к монахам, уже значительно преуспевшим». Подготовит старец к прочтению и отечественных подвижников, чьи сочинения также не столь уж просты: «после изучения его писаний можно обратиться к книге преподобного Нила Сорского».

Старец Василий, утверждает святитель Игнатий, «изложил учение о молитве Иисусовой с особенною удовлетворительностью». Говоря об умно-сердечном делании, старец «справедливо замечает, что отвергают этот способ моления только те, которые не знают его, отвергают по предубеждению и по ложным понятиям, составленным о нем». Так же «удовлетворительно объяснено в Предисловиях схимонаха Василия» то, что касается «опытного познания места сердечного». Ведь «многие, не имея никакого понятия об устройстве сердца... навязывают себе неправильное состояние и прелесть. Схимонах Василий и старец Паисий (Величковский) повествуют», что прелесть бывает «непременным последствием неведения, самочиния, самомнения, безвременного и гордостного усердия, наконец, совершенного оскудения опытных наставников». Последнее особенно понуждает прибегать к тщательному изучению письменного святоотеческого Предания.

«Указал я, – пишет святитель Игнатий, – на Предисловия схимонаха Василия как на сочинение истинного делателя молитвы, особенно полезное для современности. Сочинение это наставляет непогрешительному пониманию отеческих писаний о молитвенном подвиге». И не случайно «сочинения его изданы Введенской Оптиной пустынью вместе с сочинениями старца Паисия (Величковского)», в одном томе, под одной обложкой. Таким образом, «в первоначальное чтение инока, желающего ознакомиться с внутренним молитвенным подвигом, можно предложить наставления Серафима Саровского, сочинения Паисия Нямецкого и друга его, схимонаха Василия. Святость этих лиц и правильность их учения – несомненны» .

Другая работа, включенная во вторую часть Сборника, это трактат, написанный в 1770 году проповедником учения исихазма и возродителем традиции внутреннего делания преподобным Паисием (Величковским) и озаглавленный в оригинале «Свиток. Сочинения старца архимандрита отца нашего Паисия, разделен на главы, о умней молитве». С церковнославянского Свиток был переведен и издан на Афоне Пантелеимоновым монастырем в 1902 году, здесь он имеет заглавие «Об умной, или внутренней, молитве». В дальнейших публикациях именуется еще проще: «Главы об умной молитве». Трактат состоит из шести глав и представляет собой достаточно краткую, но предельно насыщенную апологию Иисусовой молитвы и умного делания. Автор во многих отношениях развивает основные идеи своего наставника преподобного Василия Поляномерульского.

Прежде всего подчеркивается очистительное воздействие исихастской практики на ум и сердце, недостижимое в той же мере на поприще иных видов подвига: «священная умная молитва, согласно писаниям богоносных отцов, совершаемая благодатию Божией, очищает человека от всех страстей». Тем же, кто по неведению чрезмерно опасается впасть в прелесть при занятии молитвой Иисусовой, находятся веские возражения. Молитва умно-сердечная не только «возбуждает к усерднейшему хранению заповедей Божиих», но «и от всех стрел вражеских и прелестей сохраняет невредимым».

Причиной прельщения бывает отнюдь не сама по себе молитва. Духовное повреждение грозит тем, «кто дерзнет эту молитву совершать самочинно, не согласно учению святых отцов, без вопрошения и совета опытных, и если притом он, будучи надменен, страстен и немощен, живет без послушания и повиновения, да еще и стремится к уединенному пустынному житию, хотя и следа его не достоин видеть за свое самочиние». Именно при таком устроении человек «легко впадает во все сети и прелести диавольские», какой бы молитвой он при этом ни занимался. Полагать же причиной прелести молитву именем Господа Иисуса есть «крайнее невежество», это удел тех, которые «не видели и не слышали писаний о ней богоносных отцов наших», а если и знакомы с ними, то «ничуть не уразумели значения их богомудрых словес, – вот самая подлинная причина такого зломудрия».

Надо понимать, что «богоносные отцы наши по просвещению Божественной благодати здание душеполезного своего учения об этой всесвященной, умом в сердце тайно совершаемой молитве утверждают на недвижимом камне Святого Писания». Более того, умная молитва появилась на свет от самых начал, прежде всех Писаний: «пусть же будет известно, что, по неложному свидетельству богомудрого, преподобного и богоносного отца нашего Нила, постника Синайского, еще в раю Самим Богом была дана первозданному человеку умная, совершенным приличествующая, божественная молитва».

Одним из важнейших положений учения является то, «что, по писанию святых и богоносных отцов наших, есть две умные молитвы: одна – новоначальных, подобающая деянию, а другая – совершенных, подобающая созерцанию; та – начало, а эта – конец, ибо деяние есть восхождение к созерцанию». Первая, деятельная , молитва очищает душу, приуготовляя ее ко второй, благодатной , которая и даруется бесстрастным. То есть, когда человек «посредством упомянутого подвига... очистит душу свою и сердце от всякой скверны душевных и телесных страстей, тогда благодать Божия... взяв ум, ею очищенный, как дитя за руку, возводит, как по ступеням, к упомянутым духовным созерцаниям, по мере очищения ума открывая ему неизреченные и непостижимые для ума Божественные тайны». Это и «называется истинным духовным созерцанием».

Не случайно «божественные отцы наши это священное мысленное делание молитвы называют художеством», то есть искусством – искусством «умом в сердце приносить Богу таинственную жертву молитвы». Так именуют ее «потому, что как художеству не может сам по себе человек на опыте без художника научиться, так и этому мысленному деланию молитвы без опытного наставника обучиться невозможно». Однако старца руководителя обрести дается не многим.

Если кто не нашел «искусного наставника этой божественной умной молитвы, – ибо в нынешнее время, увы!.. совершенно исчезают опытные наставники этого делания, – то не должен он из-за этого отчаиваться, но... возложив всю надежду на Бога, должен... вместо истинного наставника с верою и любовью повиноваться учению преподобных отцов наших, этому божественному деланию... подробно научающих» в своих богомудрых писаниях, «и оттуда научаться этой молитве. И непременно благодать Божия, молитвами святых отцов, поможет и наставит, как без всякого сомнения научиться этому божественному делу» по книгам, оставленным нам в наследие. Ведь «некоторые из отцов, когда увидели, что истинные и непрелестные наставники этого делания начали стремительно умаляться, тогда, движимые Духом Божиим, дабы не исчезло истинное учение о начале этой мысленной молитвы, они написали и о самом начале и первом ее опыте, а именно о том, как должно обучаться этой молитве новоначальным, как умом входить в пределы сердечные и там истинно и непрелестно совершать умом молитву».

Завершая краткий обзор трактата преподобного старца Паисия, подчеркнем, что к его собственным писаниям следует прежде всего отнести сказанное им же о руководстве по отеческим книгам: «святые отцы, как показано, представляют новоначальным вполне ясное учение и опыт обучения умному деланию. А от их учения можно уразуметь учение и прочих святых об этом делании, хотя и более прикровенно изложенное» .

Итак, книга, которую ныне раскрыл досточтимый читатель, книга, составленная трудами старца схиигумена Харитона и протоиерея схимника Сергия, остается и в наши дни, изобилующие духовной литературой, все же уникальным пособием по введению в таинство древнейшей аскетической науки умного делания. Будем надеяться, что драгоценное наследие отцов созерцателей послужит новой волне возрождения в нашей Отчизне священной традиции внутреннего подвижничества.

© Новиков Н.М. 2015. www.сайт

Примечания Ср.: Ин. 14, 13, 14; 15, 16; 16, 23, 24, 26.

Софроний (Сахаров), архим. О молитве. СПб.: Сатисъ, 2003. С. 154.

Игнатий (Брянчанинов), свт. Собр. писем. М.–СПб., 1995. Письма 48, 50. С. 113, 116.

1 Кор. 13, 12. Ср.: Быт. 32, 30; Исх. 33, 11; Чис. 14, 14; Втор. 5, 4; 34, 10; Иез. 20, 35.

Василий (Кривошеин), архиеп. Богословские труды. Н.Новгород, 2011. С. 83.

Паисий Величковский, прп.: Автобиография, жизнеописание и избранные творения по рукописным источникам XVIII–XIX вв. М.–Афон: Пантелеимонов мон., 2004. С. 316.

Паисий Святогорец, прп. // http://www.agionoros.ru/docs/235.html

Харитон Валаамский (Дунаев; 1872–1947), схиигумен. В миру Хрисанф Дунаев, родился в бедной многодетной крестьянской семье, детство его было тяжелым. Поступил в Валаамский монастырь (1894), пострижен в мантию с именем Харитон (1905), рукоположен в иеродиакона (1908) и иеромонаха (1910). Был назначен экономом монастыря (1909), а в самые трудные для обители годы избран братией наместником (1927), позже утвержден в должности настоятеля (1933). После советско-финской войны игумен Харитон и братия были вынуждены эвакуироваться в Финляндию (1940), где ими была основана обитель Новый Валаам. Здесь старец, неся изрядные труды и скорби, продолжил управлять монастырем в тяжелых условиях военного времени и календарного раскола. Здесь же на чужбине он и почил (14/27.10.1947). Валаамский игумен оказался личностью, вокруг которой могли сплотиться способные церковные администраторы, духовные старцы и ищущие спасения православные русские, финны, карелы. Состояние перед кончиной свидетельствует о том, что в конце пути отец Харитон стяжал благодать созерцательного дара, к которому всю жизнь стремился. За месяц до преставления старец принял постриг в великую схиму с тем же именем в честь прп. Харитона Исповедника.

Агапий Валаамский, Слепец (Молодяшин; 1838–1905), схимонах. Родом из крестьян Ярославской губернии, подвизался на Валааме (с 1864), пострижен в мантию (1870). Его старцем и наставником был прп. Антипа (Лукиан; 1816–1882), выдающийся афонский подвижник, молитвенник и чудотворец, поселившийся на Валааме, который и постриг отца Агапия келейно в схиму (1878). Имея от природы слабое зрение, отец Агапий ослеп (1883) и был уволен за штат, после чего на него было возложено послушание старчества. Как старец он был широко известен за пределами обители, к нему во множестве обращались миряне. Отец Агапий был опытным делателем Иисусовой молитвы, он был знаком с прп. Германом (Гомзиным), вел переписку со свт. Феофаном Затворником. Впервые эта переписка, тема которой молитвенное делание, была опубликована сщмч. Сильвестром Омским (Ольшевским; 1860–1920) в изданной им книге под заглавием «Свт. Феофан Затворник: О молитве Иисусовой в письмах к схиигум. Герману и схимон. Агапию».

Валаамский Патерик. М.: Валаамский мон.; Паломник, 2003. Т. 2. С. 96, 97.

Шевченко Т.И. Игумен Харитон. М.: Валаамский мон., 2011. Гл. 2.

Там же. Гл. 4.

Иувиан (Красноперов; 1880–1957), монах. В миру Иван Петрович, родился в Пермской губернии в семье священника. Окончил Пермское духовное училище (1896), работал учителем в церковной школе. Поступил в братию Валаамского монастыря (1899) и определен в канцелярию (1900), пострижен в монашество (1910), заведовал монастырской библиотекой (с 1947). Отец Иувиан был ревностным собирателем сведений о валаамских подвижниках. Вместе с монахом Гавриилом (Калугиным) он собрал все сохранившиеся свидетельства о пустынниках и составил сборник «Пустыньки и пещеры валаамских подвижников и их жизнеописания», составил «Монастырскую летопись о великой войне 1914–1918 гг., пережитой Валаамским монастырем, и о последующих событиях». Состоял архивариусом монастыря и сумел сохранить монастырский архив во время эвакуации (1940). Преставился 13.11.1957, похоронен на кладбище Финляндского Ново-Валаамского монастыря.

Димитрий (Егоров; †1992), архимандрит. На Валаам будущий подвижник попал после второго побега из Соловецкого лагеря, чудом оставшись в живых. Постриг в рясофор принял на Валааме, позднее переехал во Францию, затем в США, где подвизался в уединении в Свято-Евгениевском скиту в г. Рэдвуд близ Сан-Франциско. Начало монашеского пути под руководством игумена Харитона не прошло для отца Димитрия бесследно, от старца он воспринял любовь к пустыннической жизни. // НАРК. Ф.762. Оп. 2. Д. 16; Шевченко Т.И. Игумен Харитон. М.: Валаамский мон., 2011. Гл. 4.

Ридигер Михаил (1902–1962), протоиерей. Михаил Александрович, отец Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, происходил из дворянского рода, окончил Императорское училище правоведения в Санкт-Петербурге. После революции эмигрировал с семьей в Эстонию. Рукоположен во диакона (1940) и во священника (1941). Во время Великой Отечественной войны окормлял заключенных в лагерях Эстонии. Ключарь Таллинского кафедрального собора св. Александра Невского (1945–1946), затем настоятель церкви Рождества Богородицы и иконы Казанской Божией Матери в Таллине (1946–1962). Председатель Епархиального совета. Скончался в Эстонии (9.05.1962), погребен на Александро-Невском кладбище в Таллине. // http://zarubezhje.narod.ru/rs/r_049.htm

Четвериков Сергий (1867–1947), протоиерей; иеросхимонах. Сергей Иванович происходил из небогатой провинциальной купеческой семьи. Будучи студентом Московского университета, юноша после решающей беседы с архимандритом Антонием (Храповицким) перешел на учебу в Московскую Духовную академию, по окончании которой со степенью кандидата богословия (1896) был рукоположен в священный сан. За годы служения в России, а впоследствии за рубежом, отец Сергий приобрел богатый пастырский и педагогический опыт. Лето он обычно проводил с семьей в монастыре. Живя в Оптиной пустыни (1905), он участвовал в подготовке к изданию собрания писем старцев Амвросия и Анатолия (Зерцалова), составил жизнеописание прп. Амвросия (1911). Занимаясь житием старца Паисия (Величковского), работал (с 1913) в архивах С.-Петербурга, Москвы, Орла, Оптиной пустыни, Ново-Нямецкого монастыря в Бессарабии. Отец Сергий был членом Поместного собора (1917–1918), вскоре после этого эмигрировал из России (1920). Служил в Сербии, Словакии, Париже, состоял духовником молодежного объединения РСХД (с 1928). Неоднократно отец Сергий посещал Валаам, принимал участие в издании книг, составленных игуменом Харитоном (1930-е). Вместе с братией монастыря отец Сергий был вынужден эвакуироваться в Финляндию (1940). По отзывам современников, «отец Сергий был огромным авторитетом не только для мирян, но и для духовенства» и почитался старцем. Он без устали отвечал на огромное количество писем своей паствы. Опубликовал несколько значительных книг и около 50 статей. Последние годы жизни провел в Братиславе, принял монашеский постриг (1942), перешел в клир Московского Патриархата (1946). Незадолго до кончины отец Сергий был пострижен в схиму. В своем завещании он писал: «Отпевание мое прошу совершить по схимническому чину, как состоящего в келейном схимническом постриге, хотя я и провел всю жизнь в деятельном пастырском служении». Почил на 80-м году жизни (29.04.1947).

Письмо от 23 февраля 1938 г. // VLA. Папка: Переписка Валаамских монахов с князем А.В. Оболенским.

Шевченко Т.И. Игумен Харитон. М.: Валаамский мон., 2011. Гл. 4.

Афанасий (Нечаев; 1886–1943), архимандрит. Анатолий Нечаев родился в семье сельского священника Пензенской губернии, окончил Духовную семинарию. Был миссионером в Финляндии (с 1923), иноческую жизнь начал на Валааме (1925), пострижен в монашество. По решению старцев был послан в Париж (1920-е) для обучения в Богословском институте, окончив который остался во Франции. Известный в кругах русской эмиграции пастырь, он «сыграл большую роль в духовном становлении очень многих людей», был духовным руководителем митрополита Антония (Блума). Оставаясь в юрисдикции Московского Патриархата, отец Афанасий служил на Трехсвятском Патриаршем подворье в Париже. После перевода епископа Вениамина (Федченкова) в Америку (1933) возглавлял Московскую юрисдикцию как старейший из священнослужителей. Скончался в возрасте около 60 лет (14.12.1943), был похоронен под Парижем. Позднее было решено перенести его прах на Русское кладбище (1949), о чем свидетельствует протоиерей Борис Старк: «Когда мы открыли крышку гроба, чтобы переложить косточки в новый гроб, мы с удивлением увидели, что тело лежит полностью целое... Я ощупал тело, и с головы до ног оно было совершенно не тронутое [тлением]... Надо учесть, что с момента смерти прошло пять лет и что гроб не был ни металлическим, ни даже дубовым». // Российский архив. М.: ТРИТЭ, 1994. Вып. 5. С. 622.

Русскiй паломникъ: журн. Валаамского общества Америки. Platina, Cal. USA, 1990. № 1.

Василий Поляномерульский (ок.1692–1767), преподобный; иеросхимонах. Старец, высоко почитавшийся на Афоне, в Молдавских и Румынских (Влахийских) землях. Духовный руководитель ряда обителей, наставник прп. Паисия Молдавского. Русский по происхождению, пустынник Василий начал свой иноческий подвиг в скитах Мошенских гор, недалеко от Киева, где и принял постриг. Во времена притеснений монашества переселился в Молдавию, в пустынь Валя-Шкьопулуй, затем в скит Дэлхэуц, рукоположен в священный сан. Богословски образованный, наделенный даром духовного водительства подвижник, ради собравшейся вокруг него братии, основал и возглавил (1733) общежительный Поляномерульский скит (или Мерлополянский, от рум. Poiana Marului – Яблочная Поляна), ставший крупнейшим духовным центром Молдо-Влахии. В своей обители иеросхимонах Василий ввел правила свт. Василия Великого, богослужебный афонский устав, старческое руководство и практику умного делания. В скиту активно велась работа по переписке книг, что способствовало, в частности, распространению собственных трудов отца Василия. Среди скитян подвизались и афонские иноки, один из них писал в то время: «Еще одна Святая Гора находится в Мерульской Поляне в Румынии». Старец несколько десятилетий руководил 11-ю обителями, в том числе известными скитами: Трейстены (Св.-Никольский), Долгоуцы (Свв. Архангелов), Кырнул (Арх. Михаила), Кондрица. В скиту Трейстены под духовным руководством старца Василия более трех лет (с 1743) подвизался юный инок Парфений (Платон Величковский), будущий Паисий. Позднее старец встретился с Велчковским на Афоне (1750), где наставлял его «о высоких христианских таинствах» и постриг в мантию с именем Паисий. Скончался подвижник 25.04.1767. Канонизирован Румынской Церковью (2003), включен в месяцеслов РПЦ. Память 25.04/8.05.

Василий Поляномерульский, прп. // Житiе и писанiя старца Паvсiя (на слав. яз.). Оптина пуст., 2001. С. 72–137; Сборник о молитве Иисусовой. М.: Валаамский мон., 1994. С. 333–365; Трезвомыслие. Екатеринбург: Ново-Тихвинский мон., 2009. Т. 1. С. 310–363.

Трезвомыслие. Екатеринбург: Ново-Тихвинский мон., 2009. Т. 2. С. 491, 492. Здесь будет уместным привести одно замечание. Не так давно появилась тенденциозная гипотеза об авторской принадлежности текстов Предисловий прп. Иннокентию Комельскому (см.: Прохоров Г.М. // Прпп. Нил Сорский и Иннокентий Комельский: Сочинения. СПб., 2005. С. 308–310, 316–318). Эта надуманная версия современного светского ученого, лишенная серьезных обоснований и научных доказательств, выглядит по меньшей мере неубедительно. Заметим, что у святых отцов, людей духовно зрячих, авторство старца Василия никогда никаких сомнений не вызывало. Среди них ученик о. Василия прп. Паисий Молдавский со своими собственными учениками, а также свтт. Игнатий Кавказский и Феофан Затворник, среди них издатели трудов о. Василия – преподобные старцы Оптинские. Заметим и то, что едва ли можно заподозрить святого старца в плагиате и сознательном обмане трех патриархов (Антиохийского, Александрийского, Иерусалимского), обсуждавших с о. Василием на встрече в Бухаресте (1749) его писания и благословивших распространять их как душеполезное чтение. Очередной раз можно убедиться в ограниченности светской учености, в беспомощности внешнего подхода к явлениям духовным. Скрупулезно исследуя букву , ученый не может за формальными признаками разглядеть незримое – распознать дух , присущий автору, его писаниям, той или иной эпохе. А значит, не избежать ошибочных построений и сомнительных гипотез. Куда может завести такой путь, красноречиво свидетельствует новое «открытие» того же ученого. Оказывается, принцип «постоянно поучаться из Св. Писания» прп. Нил Сорский заимствовал не у кого-либо, а у жидовствующих еретиков (!). Казалось бы, как же, берясь за такую тему, не ознакомиться с учением святых отцов, для которых обращенность к Св. Писанию есть общий принцип, как до, так и после прп. Нила? Однако ученый пишет: «Постоянной устремленности испытующего взгляда в Писания Нил Сорский, очень вероятно, научился у современных ему "жидовская мудрствующих"» (см.: Прохоров Г.М. Так воссияют праведники: Византийская литература XIV в. в Древней Руси. СПб.: Изд-во О. Абышко, 2009. С. 102.).

Сборник о молитве Иисусовой. М.: Валаамский мон., 1994. С. 470.

Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения. М.: Сретенский мон., 1996–1998. Т. 1. С. 220, 265–267, 270. Т. 2. С. 233, 254, 255, 279, 298, 299.

Паисий Молдавский, Нямецкий (Величковский; 1722–1794), преподобный; схиархимандрит. Петр Иванович Величковский родился в г. Полтава в семье протоиерея. В 13 лет был отдан на обучение в Киево-Могилянскую Академию. Не окончив курс, в возрасте 17 лет поступил в Любечский, а затем перешел в Николо-Медведовский монастырь, где был пострижен в рясофор (1741). Затем юный подвижник 3 года пробыл в Валахии, где подвизался в скитах, находящихся под управлением старца Василия Поляномерульского; здесь он имел общение с духоносными старцами пустынниками Михаилом Трейстенским и Онуфрием Кырнульским. В 24 года будущий наставник иночества отправился по благословению старцев на Афон (1746), где провел последующие 17 лет. Из них более 3 лет он прожил в строгом уединении и безмолвии, после чего вокруг него начали собираться братия. В то время на Святую Гору прибыл старец Василий и постриг 28-летнего подвижника в мантию с именем Паисий (1750). В эти годы Паисий активно занялся поиском и перепиской уникальных святоотеческих рукописей. Келья прор. Илии, где проживала братия, была перестроена (1757) и преобразована в Ильинский скит, ставший впоследствии крупной благоустроенной обителью, известной далеко за пределами Афона. В возрасте 36 лет отец Паисий был рукоположен в священный сан (1758), стал духовником и уже почитался старцем. Вскоре по Промыслу Божию старец Паисий вместе с 64 братиями покинул Святую Гору (1763) и переселился в Молдавию; здесь ему предстояло послужить делу духовного возрождения не только Молдо-Влахии, но всей России. Воссозданный старцем Нямецкий монастырь, где он провел последние годы жизни, стал для православного Востока крупнейшим центром духовного просвещения, грандиозной мастерской по переводу и переписке святоотеческих творений и школой исихастской подвижнической жизни. Старец был возведен в сан архимандрита (1790), вскоре в Москве был издан его славянский перевод Добротолюбия (1793), что стало значительным событием в истории нашей Церкви. Прп. Паисий является восстановителем на Руси традиции старчества и инициатором возрождения аскетической школы умного делания. Скончался подвижник в возрасте 72 лет (15.09.1794), погребен в Нямецком монастыре, в соборном храме Вознесения Господня у южной стены. Канонизирован РПЦ (1988), память святого празднуется 15/28.11.

Паисий Величковский, прп. Свиток // Трезвомыслие. Екатеринбург: Ново-Тихвинский мон., 2009. Т. 1. С. 266–303.

И. Приведенные вами в последней беседе многочислен­ные свидетельства великих древних Отцов Церкви и преп. Серафима Саровского всесторонне и подробно разъясняют учение Православной Церкви об умном делании и о Иисусо­вой молитве. Они дополнили то, что было вами сказано в первых беседах, и дали полную и ясную картину делатель-ной, или трудовой, молитвы Мне вполне ясны теперь значе­ние, смысл, важность и необходимость внутреннего молит­венного делания для христианина. Этим именно деланием, имея непрестанную в сердце своем молитвенную память о Господе Иисусе Христе и постоянно прибегая к Его помощи, христианин охраняет чистоту своей внутренней духовной жизни от засорения пустыми и греховными помыслами и от нечистого движения страстей. Он совершает ту необходимую внутреннюю работу, без которой и его внешняя жизнь, его поведение не может быть христианским, как учит об этом св. Исихий, пресвитер Иерусалимский: «Если внутри сердца не сотворит человек волю Божию и не сохранит заповедей Его, то он и во вне не сможет этого сделать». После всего выслу­шанного для меня по-новому раскрывается задача жизни христианской, и я ясно вижу тот основной недостаток, кото­рый делает столь малоплодною религиозную жизнь нашего христианского общества - этот недостаток заключается в слабости нашей внутренней борьбы за чистоту и упорядочен­ность жизни нашего сердца, или, иначе сказать, в нашем рав­нодушии к его духовному состоянию. Отсюда, из этого имен­но пункта, должно начинаться наше религиозное возрождение,


Беседа четвертая 213

Если мы, действительно, хотим его. Скажите, правильно ли я понял значение Иисусовой молитвы?

Ин. Мне кажется, вы правы.

И. Возвращаясь к содержанию наших предыдущих бесед, я хочу обратить ваше внимание на то, что до сих пор мы почти всецело занимаемся рассмотрением и изучением делатель-ной, или трудовой, молитвы. Мы очень мало касаемся мо­литвы созерцательной, и ничего до сих пор не говорили о тех опасностях, которые возникают при неправильном прохож­дении Иисусовой молитвы. Поэтому я хочу снова просить вас - расскажите подробнее, насколько это возможно, о том, что такое созерцательная молитва и в чем заключается ее отличие от делательной молитвы, а также и о том, что та­кое «прелесть», в чем она состоит, отчего она происходит, и как предохранить себя от нее делателю Иисусовой молитвы?



Ин. Я уже неоднократно вам говорил, что в делании Иису­совой молитвы крайне необходима строгая постепенность и последовательность. Преуспеяние в молитве совершается органическим путем, незаметно, как растет человеческий организм, как развивается растение, всему свое время. Не­льзя забегать вперед. Притом же переход от делательной мо­литвы к созерцательной зависит не от человеческих усилий, а от воли Божией. Хотя и в делательной молитве успех зави­сит от благодати Божией, но все же здесь имеют большое значение и усилия самого человека. В дальнейшем же мо­литвенном преуспеянии сам Бог ведет человека как бы за ру­ку, и наше самовольное искание высшей молитвы, будучи преждевременным и греховным, заключает в себе большую опасность для нашей духовной жизни. Кроме того, в молит­ве, как и во всяком другом органическом процессе, не су­ществует резких, определенных границ между отдельными моментами роста. Мы отличаем отрока от юноши, но ука­зать момент, когда отрок становится юношей, мы не можем. То же самое и в молитве. Мы знаем молитву устную, молит­ву умную, молитву умно-сердечную, молитву самодвижную,


214 Беседа четвертая

Молитву зрительную или созерцательную, молитву чистую, молитву духовную, молитву, выходящую за пределы созна­ния, но мы не можем точно разграничить их между собою. Переход одной в другую происходит незаметно, органичес­ки. Вы помните слова преп. Исаака Сирина о том, в каком широком смысле святые Отцы употребляют само наимено­вание молитвы. Вот почему во всех наших беседах я имею в виду прежде всего то, чтоб утвердить вас в той мысли, что необходимо как можно крепче утверждаться в делательной молитве, преуспевать в подвиге внимания, покаяния, сокру­шении, благоговения, преодоления помыслов. Если ваша делательная молитва будет идти правильно, проникнется, наконец, горячею верою, молитвенною теплотою, искрен­ним сокрушением, покаянными слезами, собранностью внимания, вам сам собою, по милости Божией, откроется путь к созерцательной молитве, и вы опытом познаете, в чем она заключается. Правильное же и терпеливое прохождение делательной молитвы, сопровождающееся указанными со­стояниями духа, само по себе даст вам такую радость и такое удовлетворение, что вы ничего большего не захотите и не посмеете просить у Бога, и только будете благодарить Его за то, что вы уже имеете от Него.

И. Я всем сердцем понял и усвоил это ваше наставление, дорогой батюшка, и всегда буду помнить и держаться его; и я отнюдь не порываюсь преждевременно и самовольно взойти на высшие ступени молитвенного подвига, но я помню сло­ва святых Отцов и подвижников, а также и ваши собствен­ные слова о том, что если мы не имеем понятия о высших мо­литвенных состояниях, то мы не понимаем и своего собственного состояния и легко можем вообразить, будто мы уже достигли возможного предела молитвы и, таким обра­зом, впасть в самодовольство и гордость. Чтобы избежать этого, я и хотел бы знать, чего еще недостает труженику дела­тельной молитвы и какова та высшая, созерцательная молит­ва, которую достигают преуспевшие. Не из гордостного по-


Беседа четвертая 215

Буждения взойти в недосягаемую область я ищу этого, а толь­ко для того, чтоб яснее понимать свое собственное настоя­щее молитвенное состояние.

Ин. Этот именно ответ я и рассчитывал услышать от вас. Если так, то я готов беседовать с вами о поставленных вами вопросах. Но вместо того, чтобы говорить с вами об этом своими словами, я предлагаю вам прослушать то, что напи­сали о молитве молдавские старцы - схимонах Василий, ста­рец и начальник Поляномерульского скита, и схиархиманд-рит Паисий (Величковский), настоятель Нямецкого монастыря. Эти старцы жили в 18-м веке. Оба они вышли из России. Старец Василий был наставником и другом старца Паисия. Он постриг его в монашество. Оба они деятельно, собственным опытом, проходили святоотеческое учение об умном делании и об Иисусовой молитве и пишут об этом предмете не только на основании того, чему научились из книг, но и на основании своего личного опыта. Поэтому все их слова отличаются ясностью, точностью, определен­ностью. Об этих старцах, особенно о Паисии Величковском, вы, наверное, уже слышали. Последний из них, собравший вокруг себя до тысячи братий в Нямецком монастыре, вос­питавший многочисленную школу своих учеников и обно­вивший своими переводами святоотеческую аскетическую литературу, имел в 18-м и 19-м веках большое влияние на православное монашество, особенно в России, которое не потеряло своего значения и в настоящее время, о чем рас­пространяться подробно я сейчас не буду.

Старец Василий написал предисловия к книгам об умном делании св, Григория Синаита, св. Филофея Синайского, св. Исихия Иерусалимского и святого Нила Сорского. В этих предисловиях он указывает недостаточность одного внешне­го молитвословия, пения тропарей и канонов и псалмопения и необходимость внутреннего молитвенного делания и борь­бы с помыслами и страстями постоянным призыванием име­ни Господа Иисуса Христа. Таковое внутреннее делание не


216 Беседа четвертая

Нужно считать принадлежностью только тех, кто достиг уже высокой степени духовного совершенства и очистился от страстей; оно необходимо и новоначальным, которым оно помогает познавать свое внутреннее устроение и свои недо­статки и преодолевать помыслы и страсти. При этом старец Василий опровергает различные возражения, которые дела­ются против умного делания, и доказывает, что именно оно и помогает подвижнику различать действие прелести и избе­гать ее. Касается он и созерцательной молитвы, описывая некоторые ее состояния.

Во всех четырех предисловиях он говорит об одном и том же, но с разных сторон освещает обсуждаемый предмет, так что все предисловия дополняют одно другое. Из сочинений старца Паисия я привожу только «Главы об умной молитве», написанные против хулителей умного делания. Знакомясь с их писаниями, вы найдете в них ответы и на интересующие вас вопросы, а если что-нибудь покажется вам неясным или возникнут у вас новые вопросы, мы попытаемся все это рас­смотреть и разъяснить в нашей последующей беседе. Я над­еюсь, что предлагаемый мною план окажется для вас полез­ным и интересным, и потому прошу вас прослушать сначала переведенные Валаамской обителью со славянского на со­временный русский язык предисловия старца Василия, на­чиная с предисловия на книгу св. Григория Синаита.

Многие, читая эту святую книгу святого Григория Синаи­та и не зная опытно умного делания, погрешают против здра­вого разума, думая, что умное делание принадлежит одним бесстрастным и святым мужам.

По этой причине, держась, по внешнему обычаю, одного псалмопения, тропарей и канонов, предпочивают в этом од­ном внешнем молении. Они не понимают того, что такое


Беседа четвертая 217

Песненное моление предано нам Отцами на время, по немо­щи и младенчеству ума нашего, чтобы мы, обучаясь мало-помалу, восходили на степень умного делания, а не до кончи­ны нашей пребывали в песненном молении. Ибо что младенчественнее того (Григ. Син. гл. 19), когда мы, прочи­тав устами внешнее наше моление, увлекаемся радостным мнением, думая о себе, что творим нечто великое, потешая себя одним количеством и этим питая внутреннего фарисея.

Отводя нас от такой подлинно младенческой немощи, как младенцев от сосцев млекопитательных, святые Отцы пока­зывают нам грубость этого делания, сравнивая гласовое язы­ком пение с пением язычников. Ибо надлежит, говорит св. Макарий Египетский (Гл. 6), по образу жизни нашей Ангель­скому быть и пению нашему, а не плотскому, да не скажу языческому. Если же и дозволено нам петь голосом, то ради лености и неведения нашего - с тем, чтобы мы возводились к истинному молению. Какой же бывает плод такого внеш­него моления, показал святой Симеон Новый Богослов во втором образе внимания, говоря: «Второй же образ внима­ния и молитвы таков: когда кто собирает ум свой в себе, от­влекая его от всего чувственного, и хранит чувства свои, и со­бирает все помыслы свои, чтоб не скитались в суетных вещах мира сего, и то исследует помыслы свои, то внимает слова произносимой им молитвы, в иной час собирает в себе все помыслы свои, плененные диаволом и превращенные в лу­кавые и суетные; в иной же час снова со многим трудом и усилием приходит в самого себя, быв охвачен и побежден ка­кою-либо страстью.

И имея этот подвиг и брань внутри себя, не может он ни­когда быть мирным или найти время заняться деланием до­бродетелей и получить венец правды. Ибо таковой подобен ведущему брань с врагами своими ночью в темноте. Он слы­шит голоса врагов и принимает раны от них, но не может яс­но видеть, кто они такие, откуда пришли, как и почему одо­левают его. Потому что тьма, которая находится в уме его, и


218 Беседа четвертая

Буря, которую он имеет в помыслах, приносят ему сию тще­ту. И он никак не может освободиться от своих мысленных врагов, чтобы не сокрушали его. Он и труд подъемлет, награ­ды же лишается, ибо вкрадывается тщеславием, не сознавая того; думает о себе, что он внимателен; многократно от гор­дости презирает других и осуждает их, и считает себя достой­ным, по своему мечтанию, быть пастырем овец и путеводи-тельствовать их, уподобляясь слепцу, покушающемуся водить других слепцов». До-сюда св. Симеон.

Как же можно внешними чувствами хранить ум, или соби­рать его от тех, кои по естеству сами собою растекаются и па­рят по чувственным вещам: зрение, рассматривая прекрас­ное или безобразное; слух, слушая приятное или противное; обоняние, обоняя благовонное или смрадное; вкус, вкушая сладкое или горькое; осязание, касаясь доброго или злого, и таковыми, подобно листьям от ветра, сотрясаясь и колеб­лясь; уму же единому, всем этим смущающемуся и размыш­ляющему об их действиях, можно ли когда-либо быть сво­бодным от помыслов правых и левых? Никак и никогда.

Если же внешние чувства не могут оградить ум от помыс­лов, то, конечно, возникает нужда бежать уму от чувств в час молитвы внутрь к сердцу и стоять там глухим и немым от всех помыслов. Ибо если кто внешним только образом удалится зрения, слуха и глаголания, получает некоторую тишину от страстей и помыслов злых; но в значительно большей степе­ни он насладится покоем от злых помыслов, когда удалит ум свой от пяти внешних чувств, заключая его во внутренней и естественной клети, или пустыне, и вкусит духовной радос­ти, приходящей от умной молитвы и сердечного внимания.

Как обоюдоострый меч, куда бывает обращаем, сечет своей остротой встретившееся, так и молитва Иисус-Христо­ва, обращаемая иногда на злые помыслы и страсти, иногда же за грехи, или памятью смерти, суда и мук вечных, действу-ется. Если же кто (Исаак Сирин и Нил Сорский), помимо умной молитвы, песненным молением и внешними чувства-


Беседа четвертая 219

Ми с прекословием, захочет отразить прилог вражий и проти­востать какой-либо страсти лукавому помыслу, тот скоро одолен бывает много раз: ибо бесы, одолевая его сопротивля­ющегося и снова добровольно ему покоряясь, как бы побеж­даемые его сопротивлением, издеваются над ним и склоняют его мысли к тщеславию и гордости, называя его учителем и пастырем овец.

И зная это, святой Исихий говорит: «Не может ум наш по­бедить мечтание бесовское сам собою только, и да не надеет­ся когда-либо на это: ибо бесы, будучи коварными, лицемер­но покоряются и притворяются побежденными, запиная тебя тщеславием с другой стороны. И не терпят, чтобы ты хо­тя бы даже на один час умудрился призыванием Иисуса Христа». И снова: «Берегись, да не вознесешься по примеру Израиля, и предан будешь и ты мысленным врагам. Тот, бу­дучи избавлен Богом всяческих от египтян, задумал сделать себе помощником идола перстного. Под идолом же перст-ным разумей наш немощный ум, который, пока молит Иису­са Христа против лукавых духов, легко их отгоняет и худож-ным искусством побеждает невидимые ратные силы врага. Когда же бессмысленно станет всячески надеяться на себя, тогда подобно так называемому быстрокрылому, разбивается и падает дивным падением». Доселе св. Исихий 1 .

Для уяснения вышеизложенного места у схимонаха Василия, начиная от слов: «Как же можно внешними чувствами хранить ум...» - приводим сокращен­ный перевод этого места епископом Феофаном-Затворником:

«Как можно одним ограждением внешних чувств хранить ум нерасхищенным, когда помыслы его сами собою растекаются и парят на вещи чувственные? Если не можно, то нужда настоит уму в час молитвы бежать внутрь сердца, и стоять там глухим и немым для всех помыслов. Кто внешне только удаляется от зрения, слы-шани яи глаголания, тот мало получает пользы. Затвори ум свой во внутренней клети сердца, - и тогда насладится покоем от злых помыслов и вкусишь радос­ти духовных, приносимой умною молитвою и вниманием сердечным». Св. Иси­хий говорит: «не может ум наш победить мечтание бесовское сам собою токмо, да и не надеется когда-либо сего. Посему блюдись, да не вознесешся по примеру Древнего Израиля, - и предан будешь и ты мысленным врагам. Тот, будучи избав­лен Богом всяческих от египтян, помощником себе вздумал возиметь идола пер-


220 Беседа четвертая

Из сказанного достаточно познается сила и мера умного делания, то есть молитвы и пения. Не думай же того, благо­честивый читатель, что святые Отцы, отводя нас от многого внешнего пения и повелевая обучаться умному деланию, на­носят ущерб псалмам и канонам. Да не будет: ибо от Духа Святого предано все это Святой Церкви, в которой все свя­щеннодействия возглавляются хиротониею и все таинство домостроительства Бога Слова, даже до второго Его пришес­твия, вместе же и нашего воскресения, в себе заключают. И нет ничего человеческого в чине церковном, но все - дело благодати Божией, не возрастающее от наших достоинств, не умаляющееся от наших грехов. Но у нас речь идет не о чинах Святой Церкви, но об особом правиле и образе жизни каж­дого из монахов, то есть об умной молитве, которая старани­ем и сердечною правотою обычною привлекает благодать Святого Духа, а не одними словами псаломскими, помимо умного внимания, устами только и языком поемыми. Как сказал Апостол: «Хочу пять слов сказать умом моим, чем тьму языком». Ибо следует сначала этими пятичисленными словами очищать ум и сердце, говоря непрестанно в глубине сердечной: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя», и таким образом восходить на разумное пение. Потому что всякий новоначальный и страстный может сию молитву разумно, в блюдении сердца, действовать, пения же никак, прежде чем не предочистится умною молитвою. Поэтому святой Григо­рий Синаит, всех святых жития и писания и искусство духов­ное более всех, живущим в нем Святым Духом до тонкости испытав и рассудив, установляет все старание иметь о молит­ве. Также и святой Симеон Солунский архиепископ, имея тот же Дух и дар, заповедует и советует архиереям, священ­никам, монахам и всем мирским во всякое время и час про-

Стного. Под идолом перстным разумей немощный наш разум, который, пока мо­лит Иисуса Христа против лукавых духов, удобно их отгоняет, а когда на себя без-смысленно понадеется, падает падением дивным и разбивается». Епископ Фео­фан: «Письма о духовной жизни». 1882 г. Стр. 184-188.


Беседа четвертая

Износить и дышать сию священную молитву: ибо нет, гово­рит он с Апостолом, крепчайшего оружия ни на небе, ни на земле, больше имени Иисуса Христа.

Да будет же известно тебе, добрый ревнитель священного сего умного делания, и то, что не только в пустыне или в уединенном отшельничестве, но наиболее в самых тех вели­ких лаврах, находившихся среди городов, были учители и многочисленные делатели сего умного священнодействия. И достойно удивления, как святейший патриарх Фотий, будучи взят на патриаршество от сенаторского звания, не монах, обучился на таком высоком посту этому умному деланию и настолько преуспел, что лицо его сияло, подобно второму Моисею, от пребывавшей в нем благодати Святого Духа, го­ворит св. Симеон Солунский. И свидетельствует о нем, что он и книгу написал всепремудрым философским искусством об этом умном делании. Говорит также, что и Иоанн Злато­уст, Игнатий же и Каллист, святейшие патриархи того же Ца-ряграда, написали свои книги о том же внутреннем делании. И что еще тебе недостает, христолюбивый читатель, чтобы, отложив всякое сомнение, приступить к обучению умного внимания? Если скажешь: не имею жития уединенного, при­мер тебе - св. Патриарх Каллист, который обучился умному деланию в великой Лавре Афонской, проходя поварскую службу. Если сомневаешься, что не находишься в глубокой пустыне, второй тебе пример - св. Патриарх Фотий, обучив­шийся искусству сердечного внимания уже в патриаршем са­не. Если под предлогом послушания ленишься приступить к умному трезвению, за это посмеянию подлежишь: так как ни пустыня, ни уединенное житие не приносят в такой мере преуспеяние в этом делании, как послушание в разуме, гово­рит св. Григорий Синаит. Или еще с правой стороны окрады-ваешься, будто не имеешь учителя таковому деланию: пове­левает тебе Сам Господь учиться от Писания, говоря: «испытайте Писания, и в них обрящете живот вечный». Или от левой стороны увлекаешься, смущаясь, не находя места


222 Беседа четвертая

Безмолвного; и в этом тебя опровергает Петр Дамаскин, го­воря: «В том состоит начало спасения человеку, да оставит свои хотения и разумения, исполнит же Божия хотения и ра­зумения; и тогда не найдется во всем мире вещи или начина­ния или места, которое могло бы воспрепятствовать ему». Наконец, если еще изобретая благословеннейшую причину, претыкаешься неоднократными словами св. Григория Сина-ита, много говорящего о прелести, случающейся в сем дела­нии, то исправляет тебя сам этот Святой, говоря: «Мы не до­лжны бояться или сомневаться, Бога призывая. Если же некоторые и совратились, будучи повреждены умом, то знай, что они потерпели это от самочиния и высокоумия». Кто же в послушании, с вопрошением и смиренномудрием ищет Бо­га, никогда не потерпит вреда благодатию Христа. Ибо кто право живет и непорочно жительствует и удаляется от самоу-годия и высокоумия, тому весь бесовский полк, хотя бы и бесчисленные против него поднял искушения, не может пов­редить, как говорят отцы. Которые же самонадеянно и само­вольно ходят, эти в прелесть впадают. Если же некоторые, претыкаясь о камень Священного Писания, принимают ука­зание нам пути прелести поводом к возбранению умного де­лания, то таковые пусть знают, что они превращают «горняя долу и дольняя горе». Не на возбранение умного делания, но предостерегая нас от прелести, указывают нам св. Отцы при­чины, по которым прелесть приходит.

Подобным образом и сей св. Григорий Синаит, повелевая не бояться и не сомневаться обучающемуся в молитве, при­водит две причины прелести: самочиние и высокоумие. И св. Отцы, желая сохранить нас невредимыми от них, повелевают исследовать Св. Писание, научаясь от него, имея брат брата добрым советником, как говорит Петр Дамаскин. Если нель­зя найти искусного словом и делом старца, по примеру св. Отцов, знающего хорошо отеческое Писание, то, пребывая наедине, в безмолвии, всеми силами должно стараться иметь духовное наставление от учений и наставлений св. Отцов, во-


Беседа четвертая 223

Прошая о всякой вещи и добродетели. Такую меру и порядок следует сохранять и нам, читая писания, а не уклоняться от их учения и наставления, подобно тому, как некоторые, не зная опыта умного делания и считая себя имеющими дар рассуждения, тремя причинами или доводами уклоняются, лучше бы сказать, отводят себя от обучения сему священно­му деланию. Во-первых, они считают, что это делание подо­бает лишь одним святым и бесстрастным мужам, а не и страстным. Во-вторых, указывают совершенное оскудение наставников и учителей таковому жительству и пути. В-третьих - последующую таковому деланию прелесть.

Первая из этих причин или доводов никуда не годна и не­справедлива, потому что первая степень для новоначальных монахов состоит в том, чтоб умалять страсти умным трезве-нием и сердечным блюдением, т. е. умною молитвою, подо­бающею деятельным. Вторая - безрассудна и неоснователь­на, потому что за отсутствием наставника и учителя Писание - нам учитель, как сказано выше. Третья же самопрельсти-тельна: ибо, читая Писание о прелести, этим же Писанием сами себя запинают, криво рассуждая о нем. Вместо того, чтоб принимать Писание как предостережение к познанию прелести, они придумывают и находят причину уклоняться от умного делания. Подобно тому, как полководец, получив известие, что неприятели устроили засаду на пути, намере­ваясь хитростью и тайным нападением одолеть его, не имея силы открыто с ним бороться, он же, будучи нерассудитель­ным, вместо того, чтобы перехитрить врага и одержать побе­ду нечаянным нападением на его тайную засаду, страшится страха, «идеже не бе страх», и обращается в бегство, покры­вая себя вечным позором пред царем и его вельможами.

Если же ты страшишься этого делания и обучен от одного благоговения и простоты сердца твоего, то и я еще больше вместе с тобою устрашаюсь, но не на основании пустых ба­сен, по которым волка бояться, в лес не ходить. И Бога долж­но бояться, но не убегать и не отрекаться от Него по причи-


224 Беседа четвертая

Не этого страха. Воистину, страха и трепета, сокрушения и смирения, и многого испытания Св. Писаний, и совета еди­нодушных братий требует это делание, но не бегства и отка­за, и тем более не дерзости и самочиния. Ибо дерзкий, сказа­но, и самонадеянный, порываясь к тому, что выше его достоинства и устроения, в гордости стремится достигнуть преждевременно зрительной молитвы. И еще: если кто меч­тает мнением достигнуть высокого, будучи охвачен сатанин­ским, и а не истинным желанием, такового сатана удобно опутывает своими сетями, как раба своего. И что нам стре­миться к высокому преуспеянию в умной и священной мо­литве, которой, по слову св. Исаака, едва сподобляется один из тьмы?!

Довольно, довольно для нас, страстных и немощных, хотя след умного безмолвия познать, то есть делательную умную молитву, при помощи которой прилоги вражии и злые по­мыслы прогонимы бывают от сердца и которая есть подлин­ное дело новоначальных и страстных монахов, каковым они востекают, аще Бог восхощет, в зрительную и духовную мо­литву.

И не следует нам унывать о том, что немногие сподобля­ются зрительной молитвы: ибо нет неправды у Бога. Только да не ленимся идти путем, ведущим к этой священной мо­литве, т. е. делательною молитвою сопротивляться прило-гам, страстям и злым помыслам. И таким образом скончав­шимся нам на пути святых, удостоимся и жребия их, хотя бы здесь и не достигли совершенства, говорят св. Исаак и мно­гие святые.

И еще опять удивления и ужаса достойно и то, как некото­рые, знающие Писание, не испытуют его, другие же, и не зная и не вопрошая, дерзают своим разумом на сие умное внимание, и притом еще и говорят, будто вниманием стоять и молитву творить должно в желательной части; «то бо, гла­голют, есть среда чрева и сердца». Это есть первая и самоиз-вольная прелесть. Не только молитвы и внимания не следует


Беседа четвертая 225

В этой части действовать, но и самую ту теплоту, которая при­ходит от похотной части на сердце в час молитвы, ни в каком случае не принимать. Средою же чрева, по святому Феофи-лакту, называется самое то сердце, и она не при пупе, ни пос­реди груди, но под левым сосцем имеет свое место. Ибо так распределяются три силы души: словесная в персях; ярост­ная или ревностная в сердце; желательная же в чреслах при пупе, куда и диавол имеет удобный вход, по Иову: возмущая и разжигая ее, как пиявка и жабы в болотном озере, и имея пищей и наслаждением похотную сладость. Поэтому говорит Григорий Синаит: «Немалый труд постигнуть истину яв­ственно и быть чисту от того, что противно благодати, ибо под видом истины диавол обычай имеет, особенно в новона­чальных, показывать свою прелесть, преображая лукавое свое как бы в духовное: одно вместо другого изображая внут­ри естественных чресл, мечтательно преобразуя, как хочет, и вместо теплоты наводит свое жжение, вместо веселия прино­сит радость бессмысленную и сладость мокротную».

Полезно же, думается, и о том знать делателю, что жжение или теплота исходит от чресл к сердцу иногда сама по себе, естественно, помимо помыслов блудных. И это не от прелес­ти, а от естества, говорит св. Каллист Патриарх. Если же кто принимает и это за проявление благодати, а не естества, то это, несомненно, есть прелесть. Каково же все это есть, под­визающемуся не следует обращать внимания, но отвергать. Иногда же диавол, смешавши свое жжение с похотию на­шею, вовлекает ум в блудные помыслы. И это есть несомнен­ная прелесть. Если же все тело растепливается и ум остается чистым и бесстрастным и как бы прилепленный покрывает­ся по глубине сердца, начиная и кончая молитву в сердце, это есть несомненно от благодати, а не от прелести. Бывает же некоторым подвижникам немалым препятствием к этому священному деланию и телесная немощь: не будучи в силах выдержать в должной мере и весе сверхестественных трудов и постов, каковые имели святые, они полагают, что невоз-


226 Беседа четвертая

Можно им помимо этого начать подвиг умного делания. И та­ковую их ошибку приводя в должную меру, Василий Великий так учит: воздержание, говорит он, каждому по его телесной силе определяется. И потому я думаю, прекрасно наблюдать за тем, чтобы, разрушивши безмерным воздержанием телес­ную силу, не сделать тело слабым и неспособным к добрым делам. Ибо следует иметь тело деятельным, не расслаблен­ным никакою безмерностью. Если бы хорошо было человеку быть расслабленным телом и лежать как бы мертвым, едва дышащим, то таковым, конечно, с самого начала нас и со­творил бы Бог. Если же Он не сотворил нас такими, то погре­шают те, кто добре сотворенное не хранят таким, как оно есть. И потому, об одном подвижник благочестия пусть забо­тится: не злоба ли, по причине лености, нашла себе место в душе; не ослабло ли в чем-либо трезвение и прилежное вос­хождение мысли к Богу, не омрачилось ли как-либо освяще­ние духовное и происходящее от него просвещение души? Ибо, если сказанное доброе возрастает, то и телесные страс­ти не будут иметь времени восставать, когда душа упражня­ется в горнем и не оставляет телу времени обуреваться страстьми. При таком устроении души принимающий пищу ничем не различается от не вкушающего: и не только пост, но и всегдашнее неядение таковой выполнил и имеет похвалу за особенное попечение о теле, ибо умеренное житие не распа­ляет похоти. И св. Исаак, согласно с этим, сказал: если пону­дишь немощное тело свыше силы его, то причиняешь душе смущение на смущение. И св. Иоанн Лествичник говорит: видел я враждебницу сию (утробу) упокоеваемую и подаю­щую ум уму бодрость. И еще: видел ее изнуряемую постом, и производящую истечение, дабы мы надеялись не на себя, но на Бога живого. С этим согласуется и история, о которой преподобный Никон вспоминает, что в наши уже времена был найден в пустыне один старец, не видевший человека тридцать лет, не евший хлеба, кроме кореньев, и исповедав­ший, что за все это время был обуреваем блудным бесом. И


Беседа четвертая 227

Рассудили Отцы, что ни гордость, ни пища были причиной такой брани, а то обстоятельство, что не научен был старец умному трезвению и противоборству вражеским искушени­ям. По этому поводу сказал св. Максим: дай телу твоему по силе его, и весь подвиг твой обрати на умное делание. И еще св. Диадох говорит: пост имеет похвалу по себе, а не по Бо­гу: ибо он есть орудие благоустрояющее к целомудрию жела­ющих. Посему подвижникам благочестия не подобает высо-коумствовать о нем, но в вере Божией ожидать конца нашей мысли. Ибо и мастера какого-либо искусства не от орудия хвалятся добрым окончанием дела, но ожидают исполнения, и оно уже обнаруживает достоинство искусства.

Имея таковое установление о принятии пищи, не все усер­дие и надежду возлагай на один пост, но в меру и по силе своей постясь, стремись к умному деланию. И если имеешь в себе достаточно силы питаться хлебом и водой, добро есть. Ибо не укрепляют, сказано, прочие снеди тела так, как хлеб и вода. Однако не думай, что совершаешь добродетель, тако постяся, но ожидая от поста приобретения целомудрия. И такой пост будет разумным, сказал св. Дорофей. Если же ты немощен, повелевает тебе св. Григорий Синаит, если хочешь иметь спасение, есть литр хлеба и воды, или вина пить в день три или четыре чаши, и от прочих снедей, какие прилучатся, вкусить от всех понемногу, не допуская насыщения, дабы вкушением от всего ты возмог избегнуть кичения, и вместе с тем не возгнушался весьма добрых Божиих творений, за все благодаря Бога. Таково рассуждение благоразумных. Если же, вкушая всех случающихся брашен и пия мало вина, со­мневаешься в твоем спасении, это есть неверие и немощь по­мысла. Мера принятия пищи, безгрешно и по Богу, на три чина полагается: воздержание, доволь и сытость. Воздержа­ние есть, когда при еде чувствуется еще алкание; доволь, ког­да нет ни алкания, ни отягощения; сытость, когда есть малое отягощение. А по насыщении и еще есть, дверь есть чревобе-сия, коею входит блуд. Ты же, сия рассмотрев, по силе твоей


228 Беседа четвертая

Избери приличное, не преступая установленного: совершен­ным же свойственно и то, по Апостолу, чтоб и насыщаться и алкать и во всем мощным быть.

Все это тебе, о ревнитель, умного внимания, от самых подлинных слов великих и святых Отцов показано, и в чем состоит мера воздержания и рассудительного поста, и как преуспевать во внимании.

Предисловие на главы Блаженного Филофея Синайского.

«Несть наша брань к крови и плоти, но к началом и ко властем, и к миродержителем тьмы века сего, к духовом зло­бы поднебесным».

Воины земного царя носят меч, будучи готовы и искусны на борьбу с врагами; носят же такой меч и не воины, по од­ному лишь обычаю, а не для приготовления к борьбе и не зная даже, как должно противоборствовать врагам. Сказан­ное по всему есть совершенное подобие и нашей духовной брани, о которой ныне предлагается слово. Ибо всякий отре­кающийся от мира и становящийся монахом принимает вместе с тем и меч духовный, как воин Христов, и выходит на брань против духов злобы. К нему-то и обращены слова в час пострижения: «приими, брат, меч духовный, который есть слово Божие, нося его в устах твоих, уме и сердце, говори не­престанно: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя».

Но, о время наше! Как многие, не говорю уже - все, носят этот меч по одному только обычаю, а не как необходимый для брани! Не научившись, как следует с ним обращаться пред лицом врагов и пожигать их, как пламенем, употре­бляют его просто и грубо и бездейственно, то есть вычитывая за одну «Славу» псалтири одну вервицу, а за кафизму вычи­тывая три, ограничивают этим внешнее моление. Многие же, совершенно отложив этот глагол Божий, лучше же ска­зать, пламенное оружие, охраняющее врата сердца, доволь-


Беседа четвертая 229

Ствуются одним псалмопением, канонами и тропарями, преданными Церковью, думая, что эта пятисловная молитва вменена за правило только простым и некнижным монахам. Опровергая и исправляя такое их неправильное мнение, св. Симеон, архиепископ Солунский, преподает и узаконяет всем архиереям, архимандритам, игуменам, иеромонахам, иереям, диаконам, монахам и мирским людям всякого зва­ния и занятия, вместо всякого правила, как свое дыхание и жизнь, выполнять эту святую молитву Иисусову в уме и устах на каждый час и время, если даже они и не могут познавать ее художного действия, ибо то есть дело, по его словам, од­них монахов, отрекшихся от мира. Если же и повелевает Ва­силий Великий неученому монаху сею молитвою Иисусовою совершать правило, ограничиваясь численным ее произно­шением, и не художно, то это следует понимать так, что он узаконяет это как необученным, так и мирским с тем, чтобы и они все по мере своих сил славословили Бога, а не пребы­вали праздными.

Фото Публицистика Дискуссии Библия История Фотокниги Апостасия Свидетельства Иконы Стихи о.Олега Вопросы Жития святых Книга отзывов Исповедь Архив Карта сайта Молитвы Слово батюшки Новомученики Контакты

Святитель Игнатий (Брянчанинов)

О молитве Иисусовой

Аскетические опыты, том 1, стр. 203-227

Беседа старца с учеником (старцем называется в монастырях инок, руководствующий и наставляющий других иноков).

Ученик. Можно ли всем братиям в монастыре заниматься молитвою Иисусовою?

Старец. Не только можно, но и должно. При пострижении в монашество, когда новопостриженному вручаются четки, называемые при этом мечем духовным, завещается ему непрестанное, деннонощное моление молитвою Иисусовою (Предисловие схимонаха Василия Поляномерульскаго на главы блаженнаго Филофея Синайскаго. Житие и писания Молдавскаго старца, Паисия Величковскаго, изд. Оптиной пустыни. Москва 1847 г). Следовательно упражнение в молитве Иисусовой есть обет монаха. Исполнение обета есть обязанность, от которой нет возможности отречься.

Мне сказывали старые монахи, что еще в начале нынешняго столетия в Саровской пустыне – вероятно и в других благоустроенных Российских монастырях – всякому поступавшему в монастырь, немедленно преподавалась молитва Иисусова. Блаженный старец Серафим, подвизавшийся в этой пустыне, и достигший великаго преуспеяния в молитве, постоянно советовал всем инокам проводить внимательную жизнь, и заниматься Иисусовою молитвою (Наставление 32. Изд. 1844 года, Москва. Старец Серафим родился в 1759 году, вступил в братство Саровской пустыни в 1778 году, скончался в 1833, 2 января). Посетил его некоторый юноша, окончивший курс учения в духовной семинарии, и открыл старцу о намерении своем вступить в монашество. Старец преподал юноше душеспасительнейшия наставления. В числе их было завещание обучаться молитве Иисусовой. Говоря о ней, старец присовокупил: "Одна внешняя молитва недостаточна. Бог внимает уму, а потому те монахи, которые не соединяют внешней молитвы с внутреннею, не суть монахи" (Сведение это получено от самаго советовавшагося лица, ныне архимандрита Никона, настоятеля первокласнаго Георгиевскаго Балаклавскаго монастыря, 1866 год). Определение очень верное! Монах – значит уединенный: кто не уединился в самом себе, тот еще не уединен, тот еще не монах, хотя бы и жил в уединеннейшем монастыре. Ум подвижника, не уединившагося и не заключившагося в себе, находится по необходимости среди молвы и мятежа, производимых безчисленными помыслами, имеющими к нему всегда свободный доступ, и сам болезненно, без всякой нужды и пользы, зловредно для себя скитается по вселенной. Уединение человека в самом себе не может совершиться иначе, как при посредстве внимательной молитвы, преимущественно же при посредстве внимательной молитвы Иисусовой.

Ученик. Суждение старца Серафима представляется мне слишком строгим.

Старец. Оно представляется таким только при поверхностном взгляде на него; оно представляется таким недостаточному пониманию великих духовных сокровищ, сокровенных в христианстве. Блаженный Серафим произнес не свое собственное мнение: он произнес мнение, принадлежащее вообще святым Отцам, принадлежащее православной Церкви. Говорит святый Исихий Иерусалимский: "Отрекшийся от всего житейскаго, от жены, имения и тому подобнаго, соделал монахом лишь внешняго человека, а и не внутренняго, который – ум. Тот – истинный монах, кто отрекся от пристрастных помыслов: удобно может он соделать монахом и внешняго человека, когда захочет. Не мал подвиг соделать монахом внутренняго человека. Имеется ли в современном поколении монах, совершенно избавившийся от пристрастных помыслов, сподобившийся чистой, невещественной, непрестанной молитвы, что служит признаком внутренняго монаха?" (Слово о трезвении, гл. 80 и 81, Добр. ч.2). Преподобный Агафон, инок Египетскаго скита, будучи спрошен, что важнее, телесный ли подвиг или подвиг внутренний, отвечал: "Человек подобен древу; телесный подвиг подобен листу древа, а внутренний – плоду. Но как в Писании сказано, что всяко древо, не творящее плода добра, посекается и в огнь вметается (Лук.3,9): то из этого явствует, что все тщание наше должно быть о плоде, то есть о хранении ума. Нужно и то, чтоб древо было покрыто и украшено листьями, чем изображается телесный подвиг" (Патерик Скитский). "О чудо! – восклицает блаженный Никифор Афонский, приведши слова преподобнаго Агафона в своем сочинении о духовном подвиге, – какое изречение произнес этот святый против всех, не хранящих ума, а уповающих на одно телесное делание! Всяко древо не творящее плода добра, то есть, блюдение ума, а имеющее один только лист, то есть, телесный подвиг, посекается, и в огнь вметается. Страшно, Отец, твое изречение!" (Никифора Монашествующаго Слово о трезвении. Доброт., ч.2).

Хранение ума, блюдение ума, трезвение, внимание, умное делание, умная молитва, это – различныя наименования одного и того же душевнаго подвига, в различных видоизменениях его. Душевный подвиг переходит, в свое время, в духовный. Духовный подвиг есть тот же душевный, но уже осененный Божественною благодатию. Этот душевный или духовный подвиг Отцы определяют так. "Внимание есть сердечное, непрестанное безмолвие, всегда и непрерывно призывающее Христа Иисуса, Сына Божия и Бога, дышащее Им, с Ним мужественно ополчающееся против врагов, исповедающееся Ему, Единому имеющему власть прощать грехи" (Святый Исихий Иерусалимский, Слово о трезвении, гл.5, Добротолюбие ч.2). Проще сказать – внутренним деланием, умным, душевным деланием, умною молитвою, трезвением, хранением и блюдением ума, вниманием называется одно и то-же: благоговейное упражнение в молитве Иисусовой. Блаженный Никифор Афонский уподобил эти наименования отрезанной части хлеба, которая, сообразно виду ея, может быть названа и куском, и ломтем, и укрухом (Слово о Трезвении, Добр.ч.2). Божественное Писание Ветхаго Завета законополагает: всяцем хранением блюди твое сердце; от сих бо исходища живота (Прит. 4,23). Внемли себе, да не будет слово тайно в сердце твоем беззакония (Втор. 15,9 – по объяснению святаго Исихия, Слово о трезвении, гл.2). Бодрствование над сердцем и очищение его повелевается особенно Новым Заветом. К этому направлены все заповедания Господа. Очисти прежде, – говорит Господь, – внутреннее сткляницы и блюда, да будет и внешнее их чисто (Матф. 23,26). Сосудами из хрупкаго стекла и малоценной глины Господь назвал здесь человеков. Исходящее от человека, то сквернит человека: извнутрь бо от сердца челоческа помышления злая исходят, прелюбодеяния, любодеяния, убийства, татьбы, лихоимства, обиды, лукавствия, лесть, студодеяния, око лукаво, хула, гордыня, безумство. Вся сия злая извнутрь исходят, и сквернят человека (Марк. 7,20-23).

Святый Варсонофий Великий говорит: "если внутреннее делание с Богом, то есть, осененное Божественною благодатию, не поможет человеку: то тщетно подвизается он наружным, то есть, телесным подвигом" (ответ 210). Святый Исаак Сирский: "не имеющий душевнаго делания, лишен духовных дарований" (Слово 56). В другом слове этот великий наставник христианскаго подвижичества уподобляет телесные подвиги, без подвига об очищении ума, ложеснам безплодным и сосцам изсохшим: "они, – сказал Святый, – не могут приближиться к разуму Божию" (слово 58).

Святый Исихий Иерусалимский (Слово о Трезвении): Неимеющий молитвы, чистой от помыслов, не имеет оружия для брани: говорю о молитве, приснодействующей во внутренности души, о молитве, в которой призыванием Христа поражается и опаляется супостат ратующий тайно (гл.21); Невозможно очистить сердце, и отогнать от него враждебных духов без частаго призывания Иисуса Христа (гл.28); Как невозможно проводить земную жизнь без пищи и пития: так невозможно без хранения ума и чистоты сердца, в чем заключается трезвение и что называется трезвением, достигнуть душе во что либо духовное, или освободиться от мысленнаго греха, хотя бы кто со страхом вечных мук и понуждал себя не согрешать (гл.109). Если точно хочешь постыдить стужающие тебе помыслы, безмолвствовать в душевном мире, свободнотрезвиться (бодрствовать) сердцем: то Иисусова молитва да соединится с дыханием твоим, – и увидишь это совершающимся по прошествии немногих дней (гл.182); Невозможно плавание корабля без воды: и блюдение ума не возможет состояться без трезвения, соединеннаго со смирением и с непрерывающеюся молитвою Иисусовою (гл.168). Если имеешь желание о Господе не только представляться монахом и благим, и кротким, и постоянно соединенным с Богом, если имеешь желание быть истинно таким монахом: всеусильно проходи добродетель внимания, которая состоит в хранении и блюдении ума, в совершении сердечнаго безмолвия, в блаженном состоянии души, чуждом мечтательности, что обретается не во многих (гл.115). Истинно и существенно монах тот, кто исправляет трезвение: и тот истинно исправляет трезвение, кто в сердце – монах (уединенный) (гл.159).

Такому учению святых Отцов служит основанием, как зданию краеугольный камень, учение Самаго Господа. Истиннии поклонницы, – возвестил Господь, – поклоняются Отцу Духом и Истиною: ибо Отец таковых ищет поклоняющихся Ему. Дух есть Бог: и иже кланяется Ему, Духом и Истиною достоит кланятися (Иоан. 4;1,23,24).

Помню: современные молодости моей некоторые благочестивые миряне, даже из дворян, проводившие очень простую жизнь, занимались Иисусовою молитвою. Этот драгоценный обычай, ныне, при общем ослаблении христианства и монашества, почти утратился. Моление именем Господа Иисуса Христа требует трезвенной, строго нравственной жизни, жизни странника, требует оставления пристрастий, а нам сделались нужными разсеянность, обширное знакомство, удовлетворение нашим многочисленным прихотям, благодетели и благодетельницы. Иисус уклонися, народу сущу на месте (Иоан.5,13).

Ученик. Последствием сказаннаго не будет ли заключение, что без упражнения молитвою Иисусовою не получается спасение?

Старец. Отцы не говорят этого. Напротив того преподобный Нил Сорский, ссылаясь на священномученика Петра Дамаскина утверждает, что многие, не достигши безстрастия, сподобились получить отпущение грехов и спасение (Устав скитский, слово 1). Святый Исихий, сказав, что без трезвения нет возможности избежать греха в мыслях, назвал блаженными и тех, которые воздерживаются от греха на деле. Он наименовал их насилующими царство небесное (гл.110). Достижение же безстрастия, освящения, или, что то же, христианскаго совершенства, без стяжания умной молитвы, невозможно: в этом согласны все Отцы. Цель монашескаго жительства состоит не только в достижении спасения, но, по преимуществу, в достижении христианскаго совершенства. Цель эта предначертана Господом: аще хощеши совершен быти, – сказал Господь, – иди, продаждь имение твое, и даждь нищим, и гряди вслед Мене, взем крест (Матф. 19,21; Марк. 10,21). Отцы сравнивая подвиг молитвы именем Господа Иисуса Христа с прочими иноческими подвигами, говорят следующее: "Хотя и имеются другие пути и роды жительства, или, если хочешь так назвать, благие делания, руководствующия ко спасению и доставляющия его тем, которые занимаются ими; хотя имеются подвиги и упражнения, вводящие в состояние раба и наемника (как и Спасителем сказано: у Отца Моего обители многи суть) (Иоан. 14,2): но путь умной молитвы есть путь царский, избранный. Он настолько возвышеннее и изящнее всех других подвигов, насколько душа превосходнее тела: он возводит из земли и пепла в усыновление Богу" (Преп. Каллист и Игнатий Ксанфопулы, гл. 98, Добр. ч.2).

Ученик. Направление современнаго монашества, при котором упражнение молитвою Иисусовою встречается очень редко, может ли послужить для меня извинением и оправданием, если я не буду заниматься ею?

Старец. Долг остается долгом, и обязанность обязанностию, хотя бы число неисполняющих еще более умножилось. Обет произносится всеми. Ни множество нарушителей обета, ни обычай нарушения, не дают законности нарушению. Мало то стадо, которому Отец Небесный благоволил царство (Лук. 12,32). Всегда тесный путь имеет мало путешественников, а широкий много (Матф. 7,13-14). В последния времена тесный путь оставится почти всеми, почти все пойдут по широкому. Из этого не следует, что широкий потеряет свойство вводить в пагубу, что тесный сделается излишним, ненужным для спасения. Желающий спастись непременно должен держаться теснаго пути, положительно завещаннаго Спасителем.

Ученик. Почему называешь ты тесным путем упражнение молитвою Иисусовою?

Старец. Как же не тесный путь? Тесный путь, в точном смысле слова! Желающий заняться успешно молитвою Иисусовою должен оградить себя, и извне, и внутри поведением самым благоразумным, самым осторожным: падшее естество наше готово ежечасно изменить нам, предать нас; падшие духи с особенным неистовством и коварством наветуют упражнение молитвою Иисусовою. Нередко из ничтожной, повидимому, неосторожности, из небрежности и самонадеянности непримеченных, возникает важное последствие, имеющее влияние на жизнь, на вечную участь подвижника, – и аще не Господь помогл бы ми, вмале вселилася бы во ад душа моя. Подвижеся нога моя: милость Твоя, Господи, помогаше ми (Пс. 93,17-18).

Основанием для упражнения молитвою Иисусовою служит поведение благоразумное и осторожное. Вопервых должно устранить от себя изнеженность и наслаждения плотския, во всех видах. Должно довольствоваться пищею и сном постоянно умеренными, соразмерными с силами и здоровьем, чтоб пища и сон доставляли телу должное подкрепление, не производя непристойных движений, которыя являются от излишества, не производя изнеможения, которое является от недостатка. Одежда, жилище и все вообще вещественныя принадлежности должны быть скромныя, в подражание Христу, в подражание Апостолам Его, в последование духу их, в общение с духом их. Святые Апостолы и истинные ученики их не приносили никаких жертв тщеславию и суетности, по обычаям мира, не входили ни в чем в общение с духом мира. Правильное, благодатное действие молитвы Иисусовой может прозябнуть только из духа Христова: прозябает и произрастает оно исключительно на одной этой почве. Зрение, слух и прочия чувства должны быть строго хранимы, чтоб чрез них, как чрез врата, не ворвались в душу супостаты. Уста и язык должны быть обузданы, как бы окованы молчанием: празднословие, многословие, особливо насмешки, пересуды и злоречие суть злейшие враги молитвы. От принятия братий в свою келлию, от хождения в их келлии должно отказаться: должно пребывать терпеливо в своей келлии, как в гробе, с мертвецом своим – со своею душею, истерзанною, убитою грехом – молить Господа Иисуса о помиловании. Из могилы – келлии – молитва восходит на Небо: в той могиле, в которую скрывается тело по смерти, и в могиле адской, в которую низвергается душа грешника, уже нет места для молитвы. В монастыре должно пребывать странником, не входя в дела монастыря по самочинию, не заводя ни с кем близкаго знакомства, ограждаясь при трудах монастырских молчанием, посещая неупустительно храм Божий, посещая в случаях нужды келлию духовнаго отца, обдумывая всякий выход из своей келлии, выходя из нея только по указанию существенной надобности. От любопытства и любознательности суетных должно отказаться решительно, обратив все любопытство и все изыскания на изследование и изучение пути молитвеннаго. Нуждается этот путь в тщательнейшем изследовании и изучении: он – не только путь тесный, но и путь вводяй в жизнь (Матф.7,14); он – наука из наук, и художество из художеств. Так именуют его Отцы (Преп. Кассиан Римлянин, собеседование 2, о разсуждении; блаженный Никифор Афонский, Добр. ч.2, и многие другие Отцы).

Путь истинной молитвы соделывается несравненно теснее, когда подвижник вступит на него деятельностию внутренняго человека. Когда же он вступит в эти теснины, и ощутит правильность, спасительность, необходимость такого положения; когда труд во внутренней клети соделается вожделенным для него: тогда соделается вожделенною и теснота по наружному жительству, как служащая обителию и хранилищем внутренней деятельности. Вступивший умом в подвиг молитвы, должен отречься и постоянно отрекаться как от всех помыслов и ощущений падшаго естества, так и от всех помыслов и ощущений, приносимых падшими духами, сколько бы ни были благовидными те и другие помыслы и ощущения: он должен идти постоянно тесным путем внимательнейшей молитвы, не уклоняясь ни налево, ни направо. Уклонением налево называю оставление молитвы умом для беседы с помыслами суетными и греховными; уклонением направо называю оставление молитвы умом для беседы с помыслами, повидимому благими.

Четырех родов помыслы и ощущения действуют на молящагося: одни прозябают из благодати Божией, насажденной в каждаго православнаго христианина святым крещением, другие предлагаются Ангелом хранителем, иные возникают из падшаго естества, наконец иные наносятся падшими духами. Первых двух видов помыслы, правильнее, воспоминания и ощущения содействуют молитве, оживляют ее, усиливают внимание и чувство покаяния, производят умиление, плач сердца, слезы, обнажают пред взорами молящагося обширность греховности его и глубину падения человеческаго, возвещают о неминуемой никем смерти, о безъизвестности часа ея, о нелицеприятном и страшном суде Божием, о вечной муке, по лютости своей превышающей постижение человеческое. В помыслах и ощущениях падшаго естества добро смешано со злом, а в демонских зло часто прикрывается добром, действуя впрочем иногда и открытым злом. Последних двух родов помыслы и ощущения действуют совокупно по причине связи и общения падших духов с падшим человеческим естеством, – и первым плодом действия их является высокоумие, в молитве разсеянность. Демоны принося мнимо духовныя и высокия разумения, отвлекают ими от молитвы, производят тщеславную радость, услаждение, самодовольство, как бы от открытия таинственнейшаго христианскаго учения. Вслед за демонскими богословием и философиею вторгаются в душу помыслы и мечтания суетные и страстные, расхищают, уничтожают молитву, разрушают благое устроение души. По плодам различаются помыслы и ощущения истинно благие от помыслов и ощущений мнимо благих.

О, как справедливо называют Отцы упражнение молитвою Иисусовою и тесным путем, и самоотвержением, и отречением от мира! (Преп. Нил Синайский, о молитве, гл.17,18,142. Добр.,ч.2). Эти достоинства принадлежат всякой внимательной и благоговейной молитве, по преимуществу же молитве Иисусовой, чуждой того разнообразия в форме и того многомыслия, которыя составляют принадлежность псалмопения и прочих молитвословий (Лествица, слово 28, гл.10).

Старец. Она состоит из следующих слов: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго. – Некоторые Отцы (Преп. авва Дорофей, житие преп. Досифея, преп. Григорий Синаит, Добр., ч.5) разделяют молитву, для новоначальных, на две половины, и повелевают с утра, примерно, до обеда говорить: Господи, Иисусе Христе, помилуй мя,- а после обеда: Сыне Божий, помилуй мя. Это – древнее предание. Но лучше приучиться, если то можно, к произношению цель- ной молитвы. Разделение допущено по снисхождению к немощи немощных и новоначальных.

Ученик. Помянуто ли о Иисусовой молитве в Священном Писании?

Старец. О ней говорится в святом Евангелии. Не подумай, что она – установление человеческое: она – установление Божественное. Установил и заповедал священнейшую молитву Иисусовую Сам Господь наш, Иисус Христос. После Тайной Вечери, на которой сотворено величайшее из таинств христианских – святая Евхаристия, Господь, в прощальной беседе с учениками Своими, пред исшествием на страшныя страдания и крестную смерть для искупления ими человечества погибшаго, преподал возвышеннейшее учение, и важнейшия, окончательныя заповеди. Между этими заповедями Он даровал дозволение и заповедание молиться именем Его (О безмолвии, о молитве Каллиста и Игнатия Ксанфопулов, гл.10, Добр.ч.5): Аминь, аминь глаголю вам, – сказал Он Апостолам, – яко елика аще чесо просите от Отца во имя Мое, даст вам (Иоан.16,23). Еже аще что просите от Отца во имя Мое, то сотворю; да прославится Отец в Сыне. И аще чесо просите во имя Мое, Аз сотворю (Иоан.14,13-14). Доселе не просисте ничесоже во имя Мое: просите, и приимите, да радость ваша исполнена будет (Иоан. 16,24). Величие имени Господа Иисуса Христа предвозвещено Пророками. Указывая на имеющее совершиться искупление человеков Богочеловеком, Исайя вопиет: Се Бог мой, Спас мой! Почерпните воду с веселием от источника спасения! И речеши в день он: хвалите Господа, воспойте имя Его: поминайте, яко вознесеся имя Его; хвалите имя Господне, яко высокая сотвори (Исайи 12,2-4). Путь Господень – суд: уповахом во имя Твое, и память, ея же желает душа наша (Ис.26,8). Согласно с Исайею предрекает Давид: Возрадуемся о спасении Твоем, и во имя Господа Бога нашего возвеличимся. Имя Господа Бога нашего призовем (Пс. 19,6-8). Блаженны людие, ведущии воскликновение – усвоившие себе умную молитву – Господи, во свете лица твоего пойдут, и о имени Твоем возрадуются весь день, и правдою Твоею вознесутся (Пс. 83,16-17).

Старец. В Божественном имени Богочеловека, Господа и Бога нашего, Иисуса Христа. Апостолы, как видим из книги Деяний их и из Евангелия, совершали великия чудеса именем Господа Иисуса Христа: исцеляли недуги, неисцелимые средствами человеческими, воскрешали мертвых, повелевали бесам, изгоняли их из одержимых ими человеков. Однажды, вскоре после вознесения Господня на Небо, когда все двенадцать Апостолов пребывали еще в Иерусалиме, два из них, Петр и Иоанн, пошли для молитвы в храм Иерусалимский. К вратам храма, называемым красными, ежедневно выносили хромаго от рождения, и полагали на помост: хромой не мог ни ходить, ни стоять. Поверженный у врат, страдалец просил у входивших в храм милостыню, которою, как видно, питался. Когда Апостолы приблизились к красным вратам, – хромой устремил к ним взоры, ожидая получить подаяние. Тогда святый Петр сказал ему: сребра и злата несть у мене; но еже имам, сие ти даю: во имя Иисуса Христа, Назорея, возстани и ходи (Деян.3,6). Увечный исцелел мгновенно, возошел в храм с апостолами, и громко прославлял Бога. Народ, пораженный удивлением, сбежался к Апостолам. Мужие Исраильтяне! – сказал святый Петр собравшемуся народу, – что чудитеся о сем? Или на ны что взираете? Яко своею ли силою или благочестием сотворихом его ходити? Бог Авраамов, и Исааков, и Иаковль, Бог отец наших, прослави отрока Своего Иисуса: и о вере имени Его сего, еже видите и знаете, утверди имя Его (Деян.3,12-16). Весть о чуде вскоре пронеслась до враждебнаго Господу Иисусу Синедриона (синедрионом называлось духовное училище иудеев). Встревожился Синедрион вестию, схватил Апостолов, отдал их под стражу, а на следующий день позвал их к суду пред полное собрание свое. Призван был и исцеленный хромец. Когда Апостолы встали посреди сонмища Бога убийц, недавно заклеймивших себя казнью Богочеловека, во имя и именем Котораго совершено поразительнейшее чудо пред множеством очевидцев свидетелей, – дан был Апостолам запрос: Коею силою, или коим именем сотвористе вы сие? Петр, исполнившись Святаго Духа, отвечал словами Святаго Духа, которыя заключались следующими: Разумно будет всем вам и всем людем Исраилевым, яко во имя Иисуса Христа, Назорея, Его же вы распясте, Его же Бог воскреси от мертвых, о Сем сей стоит пред вами здрав: несть бо иного имене под небесем, даннаго в человецех, о нем же подобает спастися нам (Деян.4,10-12). Запечатлелись молчанием уста врагов Божиих пред непреоборимою силою глаголов Небесной истины; не нашлось многочисленное сонмище мудрых и сильных, что сказать и чем возразить на свидетельство Святаго Духа, возвещенное двумя некнижными рыбарями, запечатленное Небесною печатию – Божиим чудом. Синедрион прибегает к своей власти, к насилию. Несмотря на явное чудо, несмотря на свидетельство, данное поистине Самим Богом, Синедрион запрещает настрого Апостолам учить о имени Иисуса, даже произносить это имя. Но Апостолы отвечали дерзновенно: аще праведно есть пред Богом, вас послушати паче Бога, судите: не можем бо мы, яже видехом и слышахом, не глаголати (Деян. 4,19-20). Синедрион опять не находит возражения, опять прибегает исключительно к своей власти, повторяет строгое воспрещение. Он отпустил Апостолов, ничего не сделав им, хотя и желал излить на них изступленную злобу: чудом всенародным связывались и настроение его и действие. Петр и Иоанн, возвратившись к своим, передали им угрозы и воспрещение верховнаго судилища. Тогда двенадцать апостолов и все члены новорожденной Иерусалимской Церкви пролили единодушно пламенную молитву к Богу: молитву противопоставили они силе и ненависти миродержителей – человеков и демонов. Молитва эта заключалась следующим прошением: Господи! призри на прещения их, и даждь рабом Твоим со всяким дерзновением глаголати слово Твое, внегда руку Твою простерти Ти во исцеления, и знамением и чудесем бывати именем святым отрока Твоего Иисуса (Деян. 4,29-30).

Ученик. Некоторые утверждают, что от упражнения Иисусовою молитвою всегда, или почти всегда последует прелесть, и очень запрещают заниматься этой молитвою.

Старец. В усвоении себе такой мысли и в таком запрещении заключается страшное Бога хульство, заключается достойная сожаления прелесть. Господь наш Иисус Христос есть единственный источник нашего спасения, единственное средство нашего спасения; человеческое имя Его заимствовало от Божества Его неограниченную, всесвятую силу спасать нас: как же эта сила, действующая во спасение, эта единственная сила, дарующая спасение, может извратиться, и действовать в погибель? Это – чуждо смысла! Это – нелепость горестная, Бога хульная, душепагубная! Усвоившие себе такой образ мыслей точно исходят из бесовской прелести, обмануты лжеименным разумом изшедшим из сатаны. Сатана возстал коварно против всесвятаго и великолепнаго имени Господа нашего Иисуса Христа, употребляет в свое орудие слепоту и неведения человеческия, оклеветал имя, еже паче всякаго имени. О имене Иисусове всяко колено поклонится небесных и земных и преисподних (Фил.2,9-10). Запрещающим молиться молитвою Иисусовою можно отвечать словами Апостолов Петра и Иоанна на подобное запрещение, сделанное Иудейским Синедрионом: праведно ли есть пред Богом, вас послушати паче, неже Бога, судите. Господь Иисус заповедал молиться всесвятым именем Своим; Он дал нам безценный дар: какое значение может иметь учение человеческое, противоречащее учению Бога, воспрещение человеческое, усиливающееся устранить и разрушить повеление Божие, отъять дар безценный? Опасно, очень опасно проповедывать учение, противное тому учению, которое проповедано Евангелием. Такое начинание есть произвольное отлучение себя от благодати Божией, по свидетельству Апостола (Гал.1,8).

Ученик. Но старцы, которых мнение приведено мною, пользуются особенною известностию, признаются многими за опытнейших наставников в духовной жизни.

Старец. Апостол заповедал – правильнее – заповедал устами Апостола Святый Дух отвергать всякое учение, не согласное с учением, которое благовествовали Апостолы, отвергать и тогда, когда бы Ангел с Небесе благовестил это несогласное учение (Гал.1,8-9: Аще мы, или Ангел с Небесе благовестит вам паче еже благовестихом вам, анафема да будет. Якоже пререкох, и ныне паки глаголю, аще кто вам благовестит паче еже приясте, анафема да будет). Так выразилось Священное Писание не потому, чтоб кто либо из святых Ангелов покусился противоречить учению Христову, но потому, что учение Христово, учение Божие, проповеданное Апостолами, вполне достоверно, вполне свято, не подлежит никаким изменениям, как бы не представлялись эти изменения основательными недостаточному, превратному знанию и плотскому мудрованию. Учение Христово, будучи превыше суда и человеков и Ангелов, принимается одною смиренною верою, и само служит тем камнем, которым испытуются все прочие учения.

Мнение общества человеков о наставнике монашества не имеет никакого значения, если учение этого наставника противоречит Священному Писанию и писанию святых Отцов, если оно содержит в себе Бога хульство. Монашество – наука из наук: надо знать ее, чтоб верно оценивать преподавшаго ее. Сказал преподобный Макарий Великий: "Многие представляющиеся по наружности праведными, слывут истинными христианами; но одним художникам, и из них, основательно знающим художество, свойственно узнавать, точно ли эти праведники имеют знание и образ Царя, или же может быть вычеканено и напечатлено на них поддельно знамение неблагонамеренными людьми? Одобрят или отвергнут их искусные художники? Если же не найдется искусных художников: то некому и изследовать злохитрых делателей, потому что и они облечены в наружность монашествующих и христиан" (Беседа 38, гл.1). Блаженный Феофилакт Болгарский, объясняя слова архангела Гавриила об Иоанне, Предтече Господнем, что он будет велий пред Господом (Лук.1,15), говорит: "Ангел обещает, что Иоанн будет велик, но пред Господом: потому что многие называются великими пред человеками, не пред Богом, а они – лицемеры". Если порочная жизнь и злонамеренность, прикрытыя лицемерством, не узнаются миром, принимаются ими за добродетель: тем непостижимее для него знание недостаточное, знание поверхностное, знание превратное. Мир высоко ценит телесные подвиги и лишения, не разбирая того, правильно ли, полезно ли, употребляются они, или погрешительно и в тяжкий душевный вред; мир особенно уважает то, что действует удачно на телесные чувства, что соответствует понятиям мира о добродетели и о монашестве; мир любит то, что льстит и угождает ему; мир любит свое, – сказал Спаситель (Иоан.15, 18-25). Скорее ненависть мира, злоречие мира, гонение им могут быть признаками истинаго раба Божия: и это засвидетельствовано Спасителем (Иоан.15,18-25). Святые Отцы завещавают избирать наставника непрелестнаго, непрелестность котораго должна познаваться по согласию учения и жительства его со Священным Писанием и с учением Духоносных Отцов (Каллиста и Игнатия Ксанфопулов о безмолвии и молитве, Гл.14). Они предостерегают от учителей неискусных, чтоб не заразиться их лжеучением (Преподобнаго Симеона Новаго Богослова, гл.32). Они повелевают сличать учение учителей с учением Священнаго Писания и святых Отцов, согласное принимать, несогласное отвергать (Преп. Симеона, гл.33). Они утверждают, что неимеющие очищеннаго душевнаго ока и не могущие познать древа по плоду, признают учительными и духовными тщеславных, пустых и лицемеров, а на истинных святых не обращают никакого внимания, находя их незнающими ничего, когда они молчат; гордыми и жестокими, когда говорят (Преп. Симеона, гл.70-72). Разсмотри все Священное Писание: увидишь, что в нем повсюду возвеличено и прославлено имя Господне, превознесена сила его, спасительная для человеков. Разсмотри писания Отцов: увидишь, что все они, без исключения, советуют и заповедуют упражнение молитвою Иисусовою, называют ее оружием, котораго нет крепче ни на небе, ни на земле (Лествица, слово 21, гл.7; Слово 15, гл.55; Слово о трезвении святаго Исихия, гл.28,39,62 и проч.; Преп. Нил Сорский, слово 5, о блудном помысле), называют ее Богоданным, неотъемлемым наследием, одним из окончательных и высших завещаний Богочеловека, утешением любвеобильным и сладчайшим, залогом достоверным (Преп. Каллист и Игнатий, гл.10, Добр.ч.5). Наконец обратись к законоположению Восточной Церкви: увидишь, что она для всех неграмотных чад своих, и монахов и мирян, установила заменять псалмопение и молитвословие на келейном правиле молитвою Иисусовою (Псалтирь с возследованием). Что же значит пред единогласным свидетельством Священнаго Писания и всех святых Отцов, пред законоположением вселенской церкви о молитве Иисусовой противоречащее учение некоторых слепцов, прославленных и прославляемых подобными им слепцами?

Молдавский старец, схимонах Василий, живший в конце прошедшаго столетия, изложил учение о молитве Иисусовой с особенною удовлетворительностию в замечаниях к сочинениям преподобных Григория Синаита, Исихия Иерусалимскаго и Филофея Синайскаго. Схимонах назвал замечания свои предисловиями или предпутиями. Название очень верное! Чтение замечаний подготовляет к чтению упомянутых отцов, которых сочинения относятся наиболее к монахам уже значительно преуспевшим. Замечания изданы Оптиною пустынею вместе с писаниями Паисия Нямецкаго, котораго Василий был наставником, сподвижником и другом (Оптина пустыня оказала величайшую услугу отечественному монашеству переводом с греческаго на русский, частию же изданием на славянском языке, многих отеческих сочинений о духовном монашеском подвиге. Да упомянется здесь, среди благословения, имя почившаго, блаженнаго старца упомянутой пустыни, иеросхимонаха Макария, стоявшаго в главе этого дела). В предисловии на книгу преподобнаго Григория Синаита старец Василий говорит: "Некоторые, незнакомые опытно с умным деланием и мнящие о себе, что имеют дар разсуждения, оправдывают себя, или лучше сказать, отклоняют от обучения сему священному деланию тремя предлогами или изветами: вопервых, отсылая это делание к святым и безстрастным мужам, думая, что оно принадлежит им, а не и страстным; во вторых, представляя совершенное оскудение наставников и учителей такому жительству и пути; в третьих, – последующую этому деланию прелесть. Из этих предлогов или изветов первый – непотребен и несправедлив: потому что первая степень преуспеяния новоначальных монахов состоит в умалении страстей трезвением ума и блюдением сердца, то есть, умною молитвою, подобающею деятельным. Вторый – безразсуден и неоснователен: потому что за недостатком наставника и учителя, Писание – нам учитель. Третий заключает в себе самообольщение: приводящие его, читая писания о прелести, этим же писанием запинают себя, криво объясняя его. Вместо того, чтоб из писания познавать прелесть и предостережение от нея, они превращают это писание, и представляют его в основание к уклонению от умнаго делания. Если же ты страшишься этого делания и обучения ему от одного благоговения и простоты сердца: то и я, на этом основании страшусь, а не на основании пустых басен, по которым волка бояться, так в лес не ходить. И Бога должно бояться, но не убегать и не удаляться от Него по причине этого страха". Далее схимонах объясняет различие между молитвою, совершаемою умом при сочувствии сердца и приличествующею всем благочестивым инокам и христианам, от молитвы благодатной, совершаемой умом в сердце или из сердца и составляющей достояние иноков преуспевших. Получившим и усвоившим себе несчастное предубеждение против молитвы Иисусовой, нисколько незнакомым с нею из правильнаго и долговременнаго упражнения ею, было бы гораздо благоразумнее, гораздо безопаснее воздержаться от суждения о ней, сознавать свое решительное неведение этого священнейшаго подвига, нежели принимать на себя обязанность проповеди против упражнения молитвою Иисусовою: провозглашать, что эта всесвятая молитва служит причиною бесовской прелести и душепогибели. В предостережение им нахожу необходимым сказать, что хуление молитвы именем Иисуса, приписание зловреднаго действия тому имени равновесны той хуле, которую произносили фарисеи на чудеса, совершаемыя Господом (Матф. 12; 24, 31,36). Неведение может быть извинено на суде Божием гораздо удобнее, нежели упорное предубеждение и основанные на нем возгласы и действия. Будем помнить, что на суде Божием мы должны дать отчет за каждое праздное слово; тем страшен отчет за слово и слова хульныя на основной догмат христианской веры. Учение о Божеской силе имени Иисусова имеет полное достоинство основнаго догмата, и принадлежит к всесвятому числу и составу этих догматов. Невежественное Бога хульное умствование против молитвы Иисусовой имеет весь характер умствования еретическаго.

Ученик. Однако святые Отцы очень остерегают занимающагося молитвою Иисусовою от прелести.

Старец. Да, предостерегают. Они предостерегают от прелести и находящагося в послушании, и безмолвника, и постника – словом сказать, всякаго, упражняющагося какою бы то ни было добродетелию. Источник прелести, как и всякаго зла – диавол, а не какая нибудь добродетель. "Со всею осмотрительностию должно наблюдать, – говорит святый Макарий Великий, – устрояемыя врагом (диаволом) со всех сторон козни, обманы и злоковарные действия. Как Святый Дух чрез Павла всем служит для всех (1Кор.9,22): так и лукавый дух старается злобно быть всем для всех, чтоб всех низвести в погибель. С молящимися притворяется и он молящимся, чтоб по поводу молитвы ввести в высокоумие; с постящимися постится, чтоб обольстить их самомнением и привести в умоизступление; со сведущими Священное Писание и он устремляется в изследование Писания, ища повидимому знания, в сущности же стараясь привести их к превратному разумению Писания; с удостоившимся осияния светом, представляется и он имеющим этот дар, как говорит Павел: сатана преобразуется в ангела светла (2 Кор.11,14), чтоб прельстив приведением как бы света, привлечь к себе. Просто сказать: он принимает на себя для всех всякие виды, чтоб действием, подобным действию добра, поработить себе подвижника, и, прикрывая себя благовидностью, низвергнуть его в погибель" (Слово 7, гл.9). Мне случалось видеть старцев, занимавшихся исключительно усиленным телесным подвигом, и пришедших от него в величайшее самомнение, величайшее самообольщение. Душевные страсти их, гнев, гордость, лукавство, непокорство, получили необыкновенное развитие. Самость и самочиние преобладали в них окончательно. Они с решительностью и ожесточением отвергали все душеспасительнейшие советы и предостережения духовников, настоятелей, даже святителей: они, попирая правила не только смирения, но и скромности, самаго приличия, не останавливались выражать пренебрежение к этим лицам самым наглым образом.

Некоторый Египетский инок, в начале 4 века, сделался жертвою ужаснейшей бесовской прелести. Первоначально он впал в высокоумие, потом, по причине высокоумия поступил под особенное влияние лукаваго духа. Диавол, основываясь на произвольном высокоумии инока, озаботился развить в нем этот недуг, чтоб при посредстве созревшаго и окрепшаго высокоумия окончательно подчинить себе инока, вовлечь его в душепогибель. Вспомоществуемый демоном инок достиг столь бедственнаго преуспеяния, что становился босыми ногами на раскаленные угли, и, стоя на них, прочитывал всю молитву Господню Отче наш. Разумеется: люди, не имевшие духовнаго разсуждения, видели в этом действии чудо Божие, необыкновенную святость инока, силу молитвы Господней, и прославляли инока похвалами, развивая в нем гордость и способствуя ему губить себя. Ни чуда Божия, ни святости инока тут не было: сила молитвы Господней тут не действовала: тут действовал сатана, основываясь на самообольщении человека, на ложно направленном произволении его; тут действовала бесовская прелесть. Спросишь: какое же значение имела в бесовском действии молитва Господня? Ведь прельщенный читал ее и приписывал действию ея совершавшееся чудо. Очевидно: молитва Господня не принимала тут никакого участия: прельщенный, по собственному произволению, по собственному самообольщению и по обольщению демонскому употребил против себя духовный меч, данный человекам во спасение. Заблуждение и самообольщение еретиков всегда прикрывались злоупотреблением Слова Божия, прикрывались с утонченным лукавством: и в повествуемом событии заблуждение человеческое и бесовская прелесть, с тою же целью, прикрывались коварно молитвою Господнею. Несчастный инок полагал, что он стоит на раскаленных углях босыми ногами по действию молитвы Господней, за чистоту и высоту своей подвижнической жизни, а он стоял на них по действию бесовскому. Точно таким образом самообольщение и бесовская прелесть прикрываются иногда как бы действием молитвы Иисусовой, а неведение приписывает действию этой святейшей молитвы то, что должно приписывать совокупному действию сатаны и человека, человека, предавшагося руководству сатаны. Упомянутый Египетский инок перешел от мнимой святости к необузданному сладострастию, потом к совершенному умоизступлению, и, кинувшись в разженную печь общественной бани, сгорел. Вероятно: или объяло его отчаяние, или представилось ему в печи какое либо обманчивое привидение (Четьи Минеи, житие преподобнаго Пахомия Великаго, мая в 15 день).

Ученик. Что в человеке, какое условие в нем самом, делает его способным к прелести?

Старец. Преподобный Григорий Синаит говорит: "вообще одна причина прелести – гордость" (Гл.131, Добр., ч.5). В гордости человеческой, которая есть самообольщение, диавол находит для себя удобное пристанище, и присоединяет свое обольщение к самообольщению человеческому. Всякий человек более или менее склонен к прелести: потому что самая чистая природа человеческая имеет в себе нечто горделивое (Пр. Макарий Великий, Беседа 7, гл.4).

Основательны предостережения отцов! Должно быть очень осмотрительным, должно очень охранять себя от самообольщения и прелести. В наше время, при совершенном оскудении Боговдохновенных наставников, нужна особенная осторожность, особенная бдительность над собою. Оне нужны при всех иноческих подвигах: наиболее нужны при молитвенном подвиге, который из всех подвигов – возвышеннейший, душеспасительнейший, наиболее наветуемый врагами (Пр.Макарий Великий, Слово 3, гл.2). Со страхом жительствуйте (Петр.1,17), – завещавает Апостол. В упражнении молитвою Иисусовою есть свое начало, своя постепенность свой конец безконечный. Необходимо начинать упражнение с начала, а не с середины и не с конца. Святейший Каллист, патриарх Константинопольский, живописуя духовные плоды этой молитвы, говорит: "Никто, из ненаученных тайнам или из требующих млека, услыша высокое учение о благодатном действии молитвы, да не осмелится прикоснуться к нему. Возбранена такая несвоевременная попытка. Покусившихся на нее, и взыскавших преждевременно того, что приходит в свое время, усиливающихся взойти в пристанище безстрастия в несоответствующем ему устроении, Отцы признают не иначе, как находящимися в умопомешательстве. Невозможно читать книг тому, кто не выучился грамоте" (Главы о молитве, гл. 8, Добр.,ч.5).

Ученик. Что значит начинать упражнение молитвою Иисусовою с середины и конца, и что значит начинать это упражнение с начала?

Старец. Начинают с середины те новоначальные, которые, прочитав в Отеческих писаниях наставление для упражнения в молитве Иисусовой, данное Отцам безмолвникам, то есть, монахам, уже весьма преуспевшим в монашеском подвиге, необдуманно принимают это наставление в руководство своей деятельности. Начинают с середины те, которые, без всякаго предварительнаго приготовления, усиливаются взойти умом в сердечный храм, и оттуда возсылать молитву. С конца начинают те, которые ищут немедленно раскрыть в себе благодатную сладость молитвы и прочия благодатныя действия ея. Должно начинать с начала, то есть, совершать молитву со вниманием и благоговением, с целию покаяния, заботясь единственно о том, чтоб эти три качества постоянно соприсутствовали молитве. Так и святый Иоанн Лествичник, этот великий делатель сердечной благодатной молитвы, предписывает находящимся в послушании молитву внимательную, а созревшим для безмолвия молитву сердечную. Для первых он признает невозможным молитву, чуждую разсеянности, а от вторых требует такой молитвы (Лествица, Слово 4, гл.93; Слово 27, гл. 6, 46, 60, 61, 62). В обществе человеческом должно молиться одним умом, а наедине – и умом и устами, несколько вслух себе одному (Святейшаго Каллиста "О молитве вкратце", Добр.). Особенное попечение, попечение самое тщательное должно быть принято о благоустроении нравственности сообразно учению Евангелия. Опыт не замедлит открыть уму молящагося теснейшую связь между заповедями Евангелия и молитвою Иисусовою. Эти заповеди служат для этой молитвы тем, чем служит елей для горящаго светильника; без елея светильник не может быть возжен; при оскудении елея не может гореть: он гаснет, разливая вокруг себя дым зловонный. Образуется нравственность по учению Евангелия очень удобно при прохождении монастырских послушаний, когда послушания проходятся в том разуме, в каком заповедано проходить их святыми Отцами. Истинное послушание служит основанием, законною дверию для истиннаго безмолвия (Святые Каллист и Игнатий Ксанфопулы, гл.15, Добр., ч.2). Истинное безмолвие состоит в усвоившейся сердцу Иисусовой молитве; и некоторые из святых Отцов совершили великий подвиг сердечнаго безмолвия и затвора, окруженные молвою человеческою (Таковы были: Алексей, человек Божий, марта 17; святый Иоанн Кушник, января 15; преподобный Виталий монах и другие. Лествица, Слово 4, гл.36). Единственно на нравственности, приведенной в благоустройство Евангельскими заповедями, единственно на этом твердом камне Евангельском, может быть воздвигнут величественный, священный, невещественный храм Богоугодной молитвы. Тщетен труд зиждущаго на песце: на нравственности легкой, колеблющейся (Матф.7,26). Нравственность, приведенную в стройный, благолепный порядок, скрепленную навыком в исполнении евангельских заповедей, можно уподобить несокрушимому серебряному или золотому сосуду, который, один только, способен достойно принять и благонадежно хранить в себе безценное, духовное миро: молитву.

Святый Симеон Новый Богослов, разсуждая о случающейся безуспешности молитвеннаго подвига и о плевелах прелести, возникающих из него, приписывает причину и безуспешности и прелести несохранению правильности и постепенности в подвиге. "Хотящие взойти, – говорит Богослов, – на высоту молитвеннаго преуспеяния, да не начинают идти сверху вниз, но да восходят снизу вверх, сперва на первую ступень лествицы, потом на вторую, далее на третью, наконец на четвертую. Таким образом всякий может возстать от земли, и взойти на Небо. Во-первых он должен подвизаться, чтоб укротить и умалить страсти. Во-вторых он должен упражняться в псалмопении, то есть в молитве устной: когда умалятся страсти, тогда молитва, естественно доставляя веселие и сладость языку, вменяется благоугодною Богу. В-третьих он должен заниматься умною молитвою". Здесь разумеется молитва, совершаемая умом в сердце: молитву внимательную новоначальных, при сочувствии сердца, Отцы редко удостаивают наименования умной молитвы, причисляя ее более к устной. "В-четвертых он должен восходить к видению. Первое составляет принадлежность новоначальных; второе – возрастающих в преуспеяние; третье – достигших крайняго преуспеяния; четвертое – совершенных". Далее Богослов говорит, что и подвизающиеся об умалении страстей должны приобучиться к хранению сердца и к внимательной молитве Иисусовой, соответствующей их устроению (Слово о трех образах внимания и молитвы, в статье о третьем образе, в конце статьи. – Лествица, Слово 27, гл.33). В общежитии Пахомия Великаго, произведших возвышеннейших делателей умной молитвы, каждаго вновь вступившаго в монастырь во-первых занимали телесными трудами, под руководством старца, втечении трех лет. Телесными трудами, частыми наставлениями старца, ежедневною исповедию внешней и внутренней деятельности, отсечением воли обуздывались страсти могущественно и быстро, доставлялась уму и сердцу значительная чистота. При упражнении в трудах преподавалось новоначальному соответствующее устроению его делание молитвы. По истечении трех лет требовалось от новоначальных изучение наизусть всего Евангелия и плалтыри, а от способных и всего Священаго Писания, что необыкновенно развивает устную внимательную молитву. Уже после этого начиналось тайноучение умной молитве: объснялось оно обильно и Новым и Ветхим Заветами (Это явствует из писаний преподобнаго Кассиана Римлянина, преподобнаго Исайи Отшельника и других святых иноков, получивших иноческое образование в Египетских монастырях). Таким образом монахи вводились в правильное понимание умной молитвы и в правильное упражнение ею. От прочности основания и от правильности в упражнении – дивным было преуспеяние (Заимствовано из поведаний преп. Кассиана Римлянина).

Ученик. Имеется ли какое верное средство к предохранению себя от прелести вообще, при всех подвигах монашеских, и в частности при упражнении молитвою Иисусовою?

Старец. Как гордость есть вообще причина прелести: так смирение – добродетель, прямо противоположная гордости – служит верным предостережением и предохранением от прелести. Святый Иоанн Лествичник назвал смирение погублением страстей (Лествица, заглавие 25 Слова). Очевидно, что в том, в ком не действуют страсти, в ком обузданы страсти, не может действовать и прелесть: потому что прелесть есть страстное или пристрастное уклонение души ко лжи на основании гордости.

При упражнении молитвою Иисусовою и вообще молитвою, вполне и со всею верностию предохраняет вид смирения, называемый плачем. Плач есть сердечное чувство покаяния, спасительной печали о греховности и разнообразной, многочисленной немощи человека. Плач есть дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно, которое Бог не уничижит (Пс.50,19), то есть, не предаст во власть и поругание демонам, как предается им сердце гордое, исполненное самомнения, самонадеянности, тщеславия. Плач есть та единственная жертва, которую Бог принимает от падшаго человеческаго духа, до обновления человеческаго духа Святым Божиим Духом. Да будет наша молитва проникнута чувством покаяния, да совокупится она с плачем, – и прелесть никогда не воздействует в нас.

Святой Григорий Синаит, в последней статье своего сочинения, в которой изложены им для подвижников молитвы предостережения от душепагубной прелести, говорит: "Не малый труд – достигнуть точно истины, и соделаться чистым от всего, сопротивнаго благодати: потому что обычно диаволу показывать, особливо пред новоначальными, свою прелесть в образе истины, давая лукавому вид духовнаго. По этой причине подвизающийся в безмолвии достичь чистой молитвы, должен шествовать мысленным путем молитвы со многим трепетом и плачем, с испрошением наставления у искусных, всегда плакать о своих грехах, печалясь и боясь, как бы не подвергнуться муке, или не отпасть от Бога, не отлучиться от Него в этом и будущем веке. Если диавол увидит, что подвижник живет плачевно: то не пребывает при нем, не терпя смирения, происходящаго от плача... Великое оружие – иметь при молитве и плач. Непрестанная молитва состоит в теплоте с молитвою Иисусовою, которая (молитва Иисусова) и влагает огнь в землю сердца нашего, в теплоте, попаляющей страсти, как терние, производящей в душе веселие и тихость. Теплота эта не приходит с правой или с левой стороны и не сверху, но прозябает в самом сердце, как источник воды от Животворящаго Духа (Духовная теплота – достояние весьма преуспевших иноков, подвизающихся в безмолвии, для которых написана и вся книга святаго Григория Синаита, а отнюдь не достояние новоначальных. Новоначальные должны довольствоваться тем, если будут молиться со вниманием и умилением. О теплоте смотри в "Слове о Исусовой молитве". Аскетические опыты, том 2). Возлюби ее единую найти и стяжать в сердце, соблюдая твой ум приснонемечтательным, чуждый разумений и помышлений, и не бойся. Сказавший: Дерзайте, Аз есмь, не бойтеся (Матф.14,27), Он – с нами. Он – Тот, Кого мы ищем. Он всегда защитит нас, – и мы не должны бояться или воздыхать, призывая Бога. Если некоторые и совратились, подвергшись умоповреждению: то знай, что они подверглись этому от самочиния и высокомудрия". (Добр.5).

Ныне, по причине совершенного оскудения духоносных наставников, подвижник молитвы вынужден исключительно руководствоваться Священным Писанием и писаниями Отцов (Пр.Нил Сорский, предисловие к преданию). Это – гораздо труднее. Новая причина для сугубаго плача!

Ваше имя

Отмена Отправить

Текст занятия

О молитве Иисусовой. Игнатий Брянчанинов.

О молитве Иисусовой. Беседа старца с учеником.
Старцем называется в монастырях инок, руководствующий и наставляющий других иноков.

Отдел первый. О молитве Иисусовой, вообще.
Ученик: « Можно ли всем братиям, в монастыре, заниматься молитвою Иисусовою?».

Старец: «Не только можно, но и должно. При пострижении в монашество, когда новопостриженному вручаются четки, называемые при этом мечом духовным, завещевается ему непрестанное, денно нощное моление молитвою Иисусовою.

(Предисловие схимонаха Василия Поляномерульского, на главы блаженного Филофея Синайского. Житие и писания молдавского старца, Паисия Величковского. Издание Оптиной пустыни. Москва. Тысяча восемьсот сорок седьмой год).

Следовательно, упражнение в молитве Иисусовой есть обет монаха. Исполнение обета - есть обязанность, от которой нет возможности отречься.

Мне сказывали старые монахи, что еще в начале нынешнего столетия в Саровской пустыни, вероятно и в других благоустроенных Российских монастырях, всякому поступавшему в монастырь немедленно преподавалась молитва Иисусова. Блаженный старец Серафим, подвизавшийся в этой пустыни и достигший великого преуспеяния в молитве, постоянно советовал всем инокам проводить внимательную жизнь и заниматься Иисусовою молитвою. (Наставление тридцать второе. Издание тысяча восемьсот сорок четвертого года, Москва. Старец Серафим - родился в тысяча семьсот пятьдесят девятом году. Вступил в братство Саровской пустыни - в тысяча семьсот семьдесят восьмом году. Скончался - в тысяча восемьсот тридцать третьем году, второго января).

Посетил его некоторый юноша, окончивший курс учения в духовной семинарии, и открыл старцу о намерении своем вступить в монашество. Старец преподал юноше душеспасительнейшие наставления. В числе их было завещание обучаться молитве Иисусовой. Говоря о ней, старец присовокупил: «Одна внешняя молитва недостаточна. Бог внимает уму, а потому те монахи, которые не соединяют внешней молитвы со внутреннею, не суть, монахи».

(Сведение это получено от самого советовавшегося лица, ныне архимандрита Никона, настоятеля первоклассного Георгиевского Балаклавского монастыря. (тысяча восемьсот шестьдесят шестой год).

Определение очень верное. Монах - значит уединенный. Кто не уединился в самом себе, тот еще не уединен, тот еще не монах, хотя бы и жил в уединеннейшем монастыре. Ум подвижника, не уединившегося и не заключившегося в себе, находится по необходимости среди молвы и мятежа, производимых бесчисленными помыслами, имеющими к нему всегда свободный доступ, и сам болезненно, без всякой нужды и пользы, зловредно для себя скитается по вселенной. Уединение человека в самом себе не может совершиться иначе, как при посредстве внимательной молитвы, преимущественно же при посредстве внимательной молитвы Иисусовой».

Ученик: «Суждение старца Серафима представляется мне слишком строгим».

Старец: «Оно представляется таким только при поверхностном взгляде на него. Оно представляется таким недостаточному пониманию великих духовных сокровищ, сокровенных в христианстве. Блаженный Серафим произнес не свое собственное мнение, он произнес мнение, принадлежащее вообще святым отцам, принадлежащее православной церкви. Говорит святой Исихий Иерусалимский: «Отрекшийся от всего житейского, от жены, имения и тому подобного, соделал монахом лишь внешнего человека, а не и внутреннего, который - ум. Тот - истинный монах, кто отрекся от пристрастных помыслов. Удобно, может он соделать монахом и внешнего человека, когда захочет. Не мал подвиг, соделать монахом внутреннего человека. Имеется ли в современном поколении монах, совершенно избавившийся от пристрастных помыслов и сподобившийся чистой, невещественной, непрестанной молитвы, что служит признаком внутреннего монаха?». Преподобный Агафон, инок Египетского Скита, будучи спрошен, что важнее, телесный ли подвиг или подвиг внутренний, отвечал: “Человек подобен древу; телесный подвиг подобен листу древа, а внутренний - плоду. Но, как в Писании сказано, что «всяко древо, не творящее плода добра, посекается и во огнь вметается». Евангелие от Луки. Глава третья. Стих девятый. То, из этого, явствует, что все тщание наше должно быть о плоде, то есть о хранении ума. Нужно и то, чтоб древо было покрыто и украшено листьями, чем изображается телесный подвиг». «О, чудо!» - восклицает блаженный Никифор Афонский, приведши слова преподобного Агафона в своем сочинении о духовном подвиге, - какое изречение произнес этот святой против всех, не хранящих ума, а уповающих на одно телесное делание! «Всяко древо, не творящее плода добра», то, есть, блюдения ума, а имеющее один только лист, то есть телесный подвиг, «посекается и во огнь вметается». Страшно, Отец, твое изречение!».

Хранение ума, блюдение ума, трезвение, внимание, умное делание, умная молитва, это - различные наименования одного и того же душевного подвига, в различных видоизменениях его. Душевный подвиг переходит, в свое время, в духовный. Духовный подвиг есть тот же душевный, но уже осененный Божественною благодатью. Этот душевный или духовный подвиг отцы определяют так: «Внимание есть сердечное, непрестанное безмолвие, всегда и непрерывно призывающее Христа Иисуса, сына божия и Бога, дышащее им, с ним мужественно ополчающееся против врагов, исповедающееся ему, единому, имеющему власть прощать грехи». Проще сказать, внутренним деланием, умным, душевным деланием, умною молитвою, трезвением, хранением и блюдением ума, вниманием называется одно и то же: благоговейное, тщательное упражнение в молитве Иисусовой. Блаженный Никифор Афонский уподобил эти наименования отрезанной части хлеба, которая, сообразно виду ее, может быть названа и куском, и ломтем, и укрухом.

Божественное Писание Ветхого Завета законополагает: «всяцем хранением блюди твое сердце; от сих бо исходища живота». Внемли себе, да не будет слово тайно в сердце твоем беззакония». Бодрствование над сердцем и очищение его повелевается особенно Новым Заветом. К этому направлены все заповедания Господа. «Очисти прежде, - говорит Господь, - внутреннее стекляницы и блюда, да будет и внешнее их чисто». Евангелие от Матфея. Глава двадцать третья. Стих двадцать шестой. Сосудами из хрупкого стекла и малоценной глины Господь назвал здесь человеков. «Исходящее от человека, то сквернит человека. Извнутрь. Бо от сердца человеческа - помышления злая исходят: прелюбодеяния, любодеяния, убийства, татьбы, лихоимства, обиды, лукавствия, лесть, студодеяния, око лукаво, хула, гордыня, безумство. Вся сия злая извнутрь исходят и сквернят человека». Евангелие от Марка. Глава седьмая. Стихи с двадцатого по двадцать третий.

Святой Варсонофий Великий говорит: «Если внутреннее делание с Богом, то есть осененное Божественною благодатию, не поможет человеку, то тщетно подвизается он наружным, то есть телесным, подвигом». Святой Исаак Сирский: «Не имеющий, душевного делания, лишен духовных дарований». В другом слове, этот великий наставник христианского подвижничества уподобляет телесные подвиги, без подвига очищения ума, ложеснам бесплодным и сосцам иссохшим: «Они...», - сказал святой, - «... не могут приблизиться к разуму Божию». Слово пятьдесят восьмое. Святой Исихий Иерусалимский: «не имеющий молитвы, чистой от помыслов, не имеет оружия для брани: говорю о молитве, приснодействующей во внутренности души, о молитве, в которой призыванием Христа поражается и опаляется супостат, ратующий тайно». «Невозможно очистить сердце и отогнать от него враждебных духов без частого призывания Иисуса Христа». «Как невозможно проводить земную жизнь без пищи и пития, так невозможно без хранения ума и чистоты сердца, в чем заключается трезвение, и, что называется - «трезвением», достигнуть душе во что-либо духовное, или освободиться от мысленного греха, хотя бы кто страхом вечных мук и понуждал себя не согрешать». «Если точно хочешь постыдить стужающие тебе помыслы, безмолвствовать в душевном мире, свободно трезвиться, бодрствовать сердцем. То, Иисусова молитва да соединится с дыханием твоим, - и увидишь это совершающимся по прошествии немногих дней». «Невозможно плавание кораблю без воды: и блюдение ума не возможет состояться без трезвения, соединенного со смирением и с непрерывающейся молитвою Иисусовою». «Если имеешь желание о Господе не только представляться монахом и благим, и кротким, и постоянно соединенным с Богом.

Если имеешь желание быть истинно таким монахом, всеусильно проходи добродетель внимания, которая состоит в хранении и блюдении ума, в совершении сердечного безмолвия, в блаженном состоянии души, чуждом мечтательности, что обретается не во многих». «Истинно и существенно монах - тот, кто исправляет трезвение; и тот истинно исправляет трезвение, кто в сердце - монах уединенный». Такому учению святых отцов служит основанием, как зданию - краеугольный камень, учение самого Господа. «Истиннии поклонницы, - возвестил Господь, - поклонятся отцу духом и истиною, ибо отец таковых ищет поклоняющихся ему. Дух - есть Бог, и иже кланяется ему, духом и истиною достоит кланятися». Евангелие от Иоанна. Глава четвертая. Стихи двадцать третий и двадцать четвертый.

Помню, современные молодости моей некоторые благочестивые миряне, даже из дворян, проводившие очень простую жизнь, занимались Иисусовою молитвою. Этот драгоценный обычай, ныне, при общем ослаблении христианства и монашества, почти утратился. Моление именем Господа Иисуса Христа требует трезвенной, строго нравственной жизни, жизни странника, требует оставления пристрастий, а нам сделались нужными рассеянность, обширное знакомство, удовлетворение нашим многочисленным прихотям, благодетели и благодетельницы, «Иисус уклонися, народу сущу на месте». Евангелие от Иоанна. Глава пятая. Стих тринадцатый.

Ученик : « Последствием сказанного не будет ли заключение, что без упражнения молитвою Иисусовою не получается спасение?».

Старец: « Отцы не говорят этого. Напротив того, преподобный Нил Сорский, ссылаясь на священномученика Петра Дамаскина, утверждает, что многие, не достигши бесстрастия, сподобились получить отпущение грехов и спасение. Святой Исихий, сказав, что без трезвения нет возможности избежать греха «в мыслях», назвал блаженными и тех, которые воздерживаются от греха «на деле». Он наименовал их - «насилующими царство небесное». Достижение же бесстрастия, освящения или, что то же, христианского совершенства, без стяжания умной молитвы невозможно, в этом согласны все Отцы. Цель монашеского жительства состоит не только в достижении спасения, но, по преимуществу, в достижении христианского совершенства. Цель эта предначертана Господом: «аще хощеши совершен быти, - сказал Господь, - иди, продаждь имение твое, и даждь нищим... и, гряди в след мене, взем крест». Евангелие от Матфея. Глава девятнадцатая. Стих двадцать первый. Евангелие от Марка. Глава десятая. Стих двадцать первый. Отцы, сравнивая подвиг молитвы именем Господа Иисуса с прочими иноческими подвигами, говорят следующее: «Хотя, и имеются другие пути и роды жительства или, если хочешь так назвать, благие делания, руководствующие ко спасению и доставляющие его тем, которые занимаются ими; хотя имеются подвиги и упражнения, вводящие в состояние раба и наемника. Как, и Спасителем, сказано: «у Отца моего обители многи суть». Евангелие от Иоанна. Глава четырнадцатая. Стих второй. Но, путь умной молитвы есть путь царский, избранный. Он настолько возвышеннее и изящнее всех других подвигов, насколько душа превосходнее тела, он возводит из земли и пепла в усыновление Богу».

Ученик: «Направление современного монашества, при котором упражнение молитвою Иисусовою встречается очень редко, может ли послужить для меня извинением и оправданием, если я не буду заниматься ею?».

Старец: «Долг остается долгом и обязанность - обязанностью, хотя бы число неисполняющих еще более умножилось. Обет произносится всеми. Ни множество нарушителей обета, ни обычай нарушения не дают законности нарушению. Мало то, стадо, которому отец небесный благоволил даровать царство. Евангелие от Луки. Глава двенадцатая. Стих тридцать второй. Всегда, тесный путь имеет мало путешественников, а широкий - много. Евангелие от Матфея. Глава седьмая. Стихи тринадцатый и четырнадцатый. В последние времена тесный путь оставится почти всеми, почти все пойдут по широкому. Из этого не следует, что широкий потеряет свойство вводить в пагубу, что тесный сделается излишним, ненужным для спасения. Желающий спастись непременно должен держаться тесного пути, положительно завещанного Спасителем».

Ученик: «Почему называешь ты тесным путем упражнение молитвою Иисусовою?».

Старец: «Как же не тесный путь? Тесный путь, в точном смысле слова! Желающий заняться успешно молитвою Иисусовою должен оградить себя и извне, и внутри поведением самым благоразумным, самым осторожным: падшее естество наше готово ежечасно изменить нам, предать нас, падшие духи с особенным неистовством и коварством наветуют упражнение молитвою Иисусовою. Нередко из ничтожной, по-видимому, неосторожности, из небрежности и самонадеянности непримеченных, возникает важное последствие, имеющее влияние на жизнь, на вечную участь подвижника, - «и аще не Господь помогл бы ми, вмале вселилася бы во ад душа моя... Подвижеся нога моя: милость твоя, Господи, помогаше ми». Псалтирь. Псалом девяносто третий. Стихи восемнадцатый и девятнадцатый. Основанием для упражнения молитвою Иисусовою служит поведение благоразумное и осторожное.

Во-первых, должно устранить от себя изнеженность и наслаждения плотские во всех видах. Должно довольствоваться пищею и сном постоянно умеренными, соразмерными с силами и здоровьем, чтоб пища и сон доставляли телу должное подкрепление, не производя непристойных движений, которые являются от излишества, не производя изнеможения, которое является от недостатка. Одежда, жилище и все вообще вещественные принадлежности должны быть скромные, в подражание Христу, в подражание апостолам его, в последование духу их, в общение с духом их. Святые апостолы и истинные ученики их не приносили никаких жертв, тщеславию и суетности, по обычаям мира, не входили ни в чем в общение с духом мира. Правильное, благодатное действие молитвы Иисусовой может прозябнуть только из духа Христова. Прозябает и произрастает оно исключительно на одной этой почве.

Зрение, слух и прочие чувства должны быть строго хранимы, чтобы через них, как через врата, не ворвались в душу супостаты. Уста и язык должны быть обузданы, как бы окованы молчанием; празднословие, многословие, особливо насмешки, пересуды и злоречие суть злейшие враги молитвы. От принятия братий в свою келью, от хождения в их кельи должно отказаться. Должно пребывать терпеливо в своей келье, как в гробе, с мертвецом своим - со своею душею, истерзанной, убитой грехом. Молить Господа Иисуса о помиловании. Из могилы - келии - молитва восходит на небо, в той могиле, в которую скрывается тело по смерти, и в могиле адской, в которую низвергается душа грешника, уже нет места для молитвы. В монастыре должно пребывать странником, не входя в дела монастыря по самочинию, не заводя ни с кем близкого знакомства, ограждаясь при трудах монастырских молчанием, посещая неупустительно храм Божий, посещая в случаях нужды келию духовного отца, обдумывая всякий выход из своей келии, выходя из нее только по указанию существенной надобности. От любопытства и любознательности суетных должно отказаться решительно, обратив все любопытство и все изыскания на исследование и изучение пути молитвенного. Нуждается этот путь в тщательнейшем исследовании и изучении: он - не только «путь тесный», но и путь «вводяй в живот». Евангелие от Матфея. Глава седьмая. Стих четырнадцатый. Он - наука из наук, и художество из художеств. Так именуют его отцы.

Путь истинной молитвы соделывается несравненно теснее, когда подвижник вступит на него деятельностью внутреннего человека. Когда же он вступит в эти теснины, и ощутит правильность, спасительность, необходимость такого положения; когда труд во внутренней клети соделается вожделенным для него, тогда соделается вожделенною и теснота по наружному жительству, как служащая обителью и хранилищем внутренней деятельности. «Вступивший умом в подвиг молитвы, должен отречься. И, постоянно отрекаться, как от всех помыслов и ощущений падшего естества, так и от всех помыслов и ощущений, приносимых падшими духами, сколько бы ни были благовидными те и другие помыслы и ощущения. Он должен идти постоянно тесным путем внимательнейшей молитвы, не уклоняясь ни налево, ни направо. Уклонением налево называю оставление молитвы умом для беседы с помыслами суетными и греховными; уклонением направо называю оставление молитвы умом для беседы с помыслами, по-видимому, благими. Четырех родов помыслы и ощущения действуют на молящегося: одни прозябают из благодати Божией, насажденной в каждого православного христианина святым крещением, другие предлагаются ангелом хранителем, иные возникают из падшего естества, наконец, иные наносятся падшими духами.

Первых двух видов помыслы, правильнее, воспоминания и ощущения содействуют молитве, оживляют ее, усиливают внимание и чувство покаяния, производят умиление, плач сердца, слезы, обнажают пред взорами молящегося обширность греховности его и глубину падения человеческого. Возвещают о неминуемой никем смерти, о безызвестности часа ее, о нелицеприятном и страшном суде Божием, о вечной муке, по лютости своей превышающей постижение человеческое. В помыслах и ощущениях падшего естества добро смешано со злом, а в демонских зло часто прикрывается добром, действуя. Впрочем, иногда и открытым злом. Последних двух родов помыслы и ощущения действуют совокупно, по причине связи и общения, падших духов с падшим человеческим естеством, и первым плодом действия их являются высокоумие, в молитве - рассеянность. Демоны, принося мнимо духовные и высокие разумения, отвлекают ими от молитвы, производят тщеславную радость, услаждение, самодовольство, как бы от открытия таинственнейшего христианского учения. Вслед за демонскими богословием и философией вторгаются в душу помыслы и мечтания суетные и страстные, расхищают, уничтожают молитву, разрушают благое устроение души. По плодам различаются помыслы и ощущения истинно благие от помыслов и ощущений мнимо благих. О, как справедливо называют Отцы упражнение молитвою Иисусовою и тесным путем, и самоотвержением, и отречением от мира. Эти достоинства принадлежат всякой внимательной и благоговейной молитве, по преимуществу же молитве Иисусовой, чуждой того разнообразия в форме и того многомыслия, которые составляют принадлежность псалмопения и прочих молитвословий».

Ученик: «Из каких слов состоит молитва Иисусова?».

Старец: «Она состоит из следующих слов: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного». Некоторые отцы разделяют молитву, для новоначальных, на две половины, и повелевают от утра, примерно, до обеда говорить: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя», а после обеда: «Сыне Божий, помилуй мя». Это - древнее предание. Но лучше приучиться, если то можно, к произношению цельной молитвы. Разделение допущено по снисхождению к немощи немощных и новоначальных».

Ученик: « Помянуто ли о Иисусовой молитве в Священном Писании?»

Старец: «О ней говорится в святом Евангелии. Не подумай, что она - установление человеческое: она - установление Божественное. Установил и заповедал священнейшую молитву Иисусову сам Господь наш, Иисус Христос. После Тайной Вечери, на которой сотворено величайшее из таинств христианских - святая евхаристия, Господь, в прощальной беседе с учениками своими, пред пришествием на страшные страдания и крестную смерть для искупления ими человечества погибшего, преподал возвышеннейшее учение, и важнейшие, окончательные заповеди. Между этими заповедями он даровал дозволение и заповедание молиться именем его. «Аминь, аминь глаголю вам, - сказал он апостолам, - яко елико аще чесо просите от Отца во имя мое, даст вам». Евангелие от Иоанна. Глава шестнадцатая. Стих двадцать третий. «Еже аще что просите от отца во имя мое, то сотворю; да прославится отец в сыне. И, аще чесо просите во имя мое, аз сотворю». Евангелие от Иоанна. Глава четырнадцатая. Стихи тринадцатый и четырнадцатый. «Доселе не просисте ничесоже во имя Мое: просите, и приимете, да радость ваша исполнена будет». Евангелие от Иоанна. Глава шестнадцатая. Стих двадцать четвертый.

Величие имени Господа Иисуса Христа предвозвещено Пророками. Указывая на имеющее совершиться искупление человеков Богочеловеком, Исаия вопиет: «Се Бог Мой, Спас мой... Почерпите воду с веселием от источник спасения! И речеши в день он. Хвалите Господа, воспойте имя его... поминайте, яко вознесеся имя его. Хвалите имя Господне, яко высокая сотвори». От Исаии. Глава двенадцатая. Стихи со второго по пятый. «Путь Господень - суд. Уповахом во имя твое, и память, ея же желает душа наша». От Исаии. Глава двадцать шестая. Стих восьмой. Согласно с Исаией предрекает Давид: «Возрадуемся о спасении твоем, и во имя Господа Бога нашего возвеличимся... Имя Господа Бога нашего призовем». Псалтирь. Псалом девятнадцатый. Стихи шестой и восьмой. «Блажени людие, ведущие воскликновение, усвоившие себе умную молитву: «Господи, во свете лица твоего пойдут, и о имени твоем возрадуются весь день, и правдою твоею вознесутся». Псалтирь. Псалом восемьдесят восьмой. Стихи шестнадцатый и семнадцатый.

Ученик: «В чем заключается сила молитвы Иисусовой?».

Старец: «В божественном имени богочеловека, Господа и Бога нашего, Иисуса Христа. Апостолы, как видим из книги деяний их, и из Евангелия, совершали великие чудеса именем Господа Иисуса Христа: исцеляли недуги, неисцелимые средствами человеческими, воскрешали мертвых, повелевали бесам, изгоняли их из одержимых ими человеков. Однажды, вскоре после вознесения Господня на небо, когда все двенадцать Апостолов пребывали еще во Иерусалиме, два из них, Петр и Иоанн, пошли для молитвы в храм Иерусалимский. К вратам храма, называемым красными, ежедневно выносили хромого от рождения, и полагали на помост: хромой не мог ни ходить, ни стоять. Поверженный у врат, страдалец просил у входивших в храм милостыню, которою, как видно, питался.

Когда Апостолы приблизились к красным вратам, - хромой устремил к ним взоры, ожидая получить подаяние. Тогда святой Петр сказал ему: «сребра и злата несть у мене. Но, еже имам, сие ти даю. Во имя Иисуса Христа Назорея возстани и ходи». Увечный исцелел мгновенно, взошел в храм с Апостолами, и громко прославлял Бога. Народ, пораженный удивлением, сбежался к Апостолам. «Мужие Израильтяне!» , - сказал святой Петр собравшемуся народу, - «что чудитеся о сем? или на ны что взираете? яко своею ли силою или благочестием сотворихом его ходити? Бог Авраамов, и Исааков, и Иаковль, Бог отец наших, прослави отрока Своего, Иисуса... и о вере имени его сего, его же видите и знаете, утверди имя его».

Весть о чуде вскоре пронеслась до враждебного Господу Иисусу Синедриона. Встревожился Синедрион вестию, схватил апостолов, отдал под стражу, а на следующий день позвал их к суду, пред полное собрание свое. Призван был и исцеленный хромец. Когда Апостолы встали посреди сонмища богоубийц, недавно заклеймивших себя казнию Богочеловека, во имя и именем которого теперь совершено поразительнейшее чудо пред множеством очевидцев-свидетелей, - дан был апостолам запрос: «Коею силою, или коим именем сотвористе вы сие?», - Петр, исполнившись святого духа, отвечал словами святаго духа, которые заключались следующими: «Разумно буди всем вам и всем людем Исраилевым, яко во имя Иисуса Христа, Назорея, его же вы распясте, его же Бог воскреси от мертвых, о сем сей стоит пред вами здрав... Несть бо иного имене под небесем, данного в человецех, о нем же, подобает спастися нам». Запечатлелись молчанием уста врагов божиих пред непреоборимою силою глаголов небесной истины. Не нашлось многочисленное сонмище мудрых и сильных, что сказать и чем возразить на свидетельство святого духа, возвещенное двумя некнижными рыбарями, запечатленное небесною печатию - божиим чудом.

Синедрион прибегает к своей власти, к насилию. Несмотря на явное чудо, несмотря на свидетельство, данное истине самим Богом, Синедрион запрещает настрого апостолам учить об имени Иисуса, даже произносить это имя. Но, апостолы отвечали дерзновенно: «аще праведно есть пред Богом, вас послушати паче Бога, судите: не можем бо мы, яже видехом и слышахом, не глаголати». Синедрион опять не находит возражения, опять прибегает исключительно к своей власти, повторяет строгое воспрещение. Он отпустил Апостолов, ничего не сделав им, хотя и желал излить на них исступленную злобу: чудом всенародным связывались и настроение его и действие. Петр и Иоанн, возвратившись к своим, передали им угрозы и воспрещение верховного судилища. Тогда, двенадцать апостолов и все члены новорожденной иерусалимской церкви пролили единодушно пламенную молитву к Богу. Молитву противопоставили они силе и ненависти миродержителей - человеков и демонов. Молитва эта заключалась следующим прошением: «Господи! призри на прещения их, и даждь рабом твоим со всяким дерзновением глаголати слово твое, внегда руку твою простерти ти во исцеления, и знамением и чудесем бывати именем святым отрока твоего Иисуса».

Ученик: «Некоторые утверждают, что от упражнения Иисусовою молитвою всегда, или почти всегда последует прелесть, и очень запрещают заниматься этой молитвою».

Старец: «В усвоении себе такой мысли и в таком запрещении заключается страшное богохульство, заключается достойная сожаления прелесть. Господь наш, Иисус Христос, есть единственный источник нашего спасения, единственное средство нашего спасения; человеческое имя Его заимствовало от божества его неограниченную, все святую силу спасать нас, как же эта сила, действующая во спасение, эта единственная сила, дарующая спасение, может извратиться и действовать в погибель? Это - чуждо смысла! Это - нелепость горестная, богохульная, душепагубная! Усвоившие себе такой образ мыслей точно находятся в бесовской прелести, обмануты лжеименным разумом, изшедшим из сатаны. Сатана восстал коварно против всесвятого и великолепного имени Господа нашего Иисуса Христа, употребляет в свое орудие слепоту и неведение человеческие, оклеветал имя, «еже паче всякого имени. О имени Иисусове всяко колено поклонится небесных и земных и преисподних». Запрещающим молиться молитвою Иисусовою можно отвечать словами апостолов Петра и Иоанна на подобное запрещение, сделанное Иудейским Синедрионом: «праведно ли есть пред Богом, вас послушати паче, неже Бога, судите». Господь Иисус заповедал молиться всесвятым именем своим, он дал нам бесценный дар. Какое значение может иметь учение человеческое, противоречащее учению Бога, воспрещение человеческое, усиливающееся устранить и разрушить повеление Божие, отъять дар бесценный? Опасно, очень опасно проповедовать учение, противное тому учению, которое проповедано Евангелием. Такое начинание есть произвольное отлучение себя от благодати Божией, по свидетельству апостола».

Ученик: «Но, старцы, которых мнение приведено мною, пользуются особенною известностью, признаются многими за опытнейших наставников в духовной жизни».

Старец: «Апостол заповедал, правильнее, - заповедал устами апостола святой дух, - отвергать всякое учение, несогласное с учением, которое благовествовали апостолы. Отвергать и тогда, когда бы, «Ангел с небесе благовестил» это несогласное учение. «Аще мы, или ангел с небесе благовестит вам паче еже благовестихом вам, анафема да будет. Якоже предрекох, и ныне паки глаголю, аще кто вам благовестит паче еже приясте, анафема да будет». Так, выразилось Священное Писание не потому, чтоб кто-либо из святых ангелов покусился противоречить учению Христову, но потому, что учение Христово, учение божие, проповеданное апостолами, вполне достоверно, вполне свято, не подлежит никаким изменениям, как бы ни представлялись эти изменения основательными недостаточному, превратному знанию и плотскому мудрованию.

Учение Христово, будучи превыше суда и человеков и ангелов, принимается одною смиренною верою, и само служит тем камнем, которым испытуются все прочие учения. Мнение общества человеков о наставнике монашества не имеет никакого значения, если учение этого наставника противоречит Священному Писанию и писанию святых отцов, если оно содержит в себе богохульство. Монашество - наука из наук: надо знать ее, чтоб верно оценивать преподающего ее.

Сказал преподобный Макарий Великий: «Многие представляющееся по наружности праведными, слывут истинными христианами; но одним художникам, и из них, основательно знающим художество, свойственно узнавать, точно ли эти праведники имеют знание и образ царя, или же, может быть вычеканено и напечатлено на них поддельно знамение неблагонамеренными людьми? Одобрят ли или отвергнут их искусные художники? Если же не найдется искусных художников, то некому и исследовать злохитрых делателей, потому что и они облечены в наружность монашествующих и христиан». Блаженный Феофилакт Болгарский, объясняя слова архангела Гавриила о Иоанне Предтече Господнем, что он «будет велий пред Господом».

Евангелие от Луки. Глава первая. Стих пятнадцатый. Говорит: «Ангел обещает, что, Иоанн будет велик, но пред Господом, потому что многие называются великими пред человеками, не пред Богом, а они - лицемеры». Если порочная жизнь и злонамеренность, прикрытые лицемерством, не узнаются миром, принимаются им за добродетель, тем непостижимее для него знание недостаточное, знание поверхностное, знание превратное. Мир высоко ценит телесные подвиги и лишения, не разбирая того, правильно ли, полезно ли употребляются они, или погрешительно и в тяжкий душевный вред. Мир особенно уважает то, что действует удачно на телесные чувства, что соответствует понятиям мира о добродетели и о монашестве. Мир любит то, что льстит и угождает ему; мир любит свое, - сказал Спаситель. Скорее ненависть мира, злоречие мира, гонение им могут быть признаками истинного раба Божия, и это засвидетельствовано Спасителем.

Евагелие от Иоанна. Глава пятнадцатая. Стихи с восемнадцатого по двадцать пятый. Святые отцы завещавают избирать наставника непрелестного, непрелестность которого должна познаваться по согласию учения и жительства его с Священным Писанием и с учением духоносных отцов. Они предостерегают от учителей неискусных, чтоб не заразиться их лжеучением. Они повелевают сличать учение учителей с учением Священного Писания и святых отцов, согласное принимать, несогласное отвергать. Они утверждают, что не имеющие очищенного душевного ока и не могущие познавать древа по плоду, признают учительными и духовными тщеславных, пустых и лицемеров, а на истинных святых не обращают никакого внимания, находя их, не знающими ничего, когда они молчат, - гордыми и жестокими, когда говорят.

Рассмотри все Священное Писание, - увидишь, что в нем повсюду возвеличено и прославлено имя Господне, превознесена сила его, спасительная для человеков. Рассмотри писания отцов, - увидишь, что все они, без исключения, советуют и заповедуют упражнение молитвою Иисусовою, называют ее оружием, которого нет крепче ни на небе, ни на земле, называют ее Богоданным, неотъемлемым наследием, одним из окончательных и высших завещаний богочеловека, утешением любвеобильным и сладчайшим, залогом достоверным. Наконец обратись к законоположению православной восточной церкви, - увидишь, что она для всех неграмотных чад своих, и монахов и мирян, установила заменять псалмопение и молитвословие на келейном правиле молитвою Иисусовою.

Что же значит, пред единогласным свидетельством Священного Писания и всех святых отцов, пред законоположением вселенской церкви о молитве Иисусовой противоречащее учение некоторых слепцов, прославленных и прославляемых подобными им слепцами. Молдавский старец, схимонах Василий, живший в конце прошедшего столетия, изложил учение о молитве Иисусовой с особенною удовлетворительностью в замечаниях к сочинениям преподобных Григория Синаита, Исихия Иерусалимского и Филофея Синайского. Схимонах назвал замечания свои предисловиями или предпутиями. Название очень верное. Чтение замечаний подготовляет к чтению упомянутых Отцов, которых сочинения относятся наиболее к монахам уже значительно преуспевшим. Замечания изданы Оптиной пустынью вместе с писаниями Паисия Нямецкого, которого Василий был наставником, сподвижником и другом.

В предисловии на книгу преподобного Григория Синаита старец Василий говорит: «Некоторые, не знакомые опытно с умным деланием и мнящие о себе, что имеют дар рассуждения, оправдывают себя, или, лучше сказать, отклоняют от обучения сему священному деланию тремя предлогами или изветами. Во-первых, отсылая это делание к святым и бесстрастным мужам, думая, что оно принадлежит им, а не и страстным. Во-вторых, представляя совершенное оскудение наставников и учителей такому жительству и пути. В-третьих, последующую этому деланию прелесть. Из этих предлогов, или изветов, первый - непотребен и несправедлив, потому что первая степень преуспеяния новоначальных монахов состоит в умалении страстей трезвением ума и блюдением сердца, то есть, умною молитвою, подобающею деятельным. Второй - безрассуден и неоснователен, потому что за недостатком наставника и учителя Писание - нам учитель. Третий заключает в себе самообольщение: приводящие его, читая писания о прелести, этим же писанием запинают себя, криво объясняя его.

Вместо того, чтоб из писания познавать прелесть и предостережение от нее, они превращают это писание, и представляют его в основание к уклонению от умного делания. Если же ты страшишься этого делания и обучения ему от одного благоговения и простоты сердца, то и я, на этом основании, страшусь, а не на основании пустых басен, по которым «волка бояться, так в лес не ходить». И Бога должно бояться, но не убегать и не удаляться от Него по причине этого страха». Далее схимонах объясняет различие между молитвою, совершаемою умом при сочувствии сердца и приличествующей всем благочестивым инокам и христианам, от молитвы благодатной, совершаемой умом в сердце или из сердца и составляющей достояние иноков преуспевших. Получившим и усвоившим себе несчастное предубеждение против молитвы Иисусовой, нисколько незнакомым с нею, из правильного и долговременного упражнения ею, было бы гораздо благоразумнее, гораздо безопаснее - воздерживаться от суждения о ней. Сознавать свое решительное неведение этого священнейшего подвига, нежели принимать на себя обязанность проповеди против упражнения молитвою Иисусовою, провозглашать, что эта всесвятая молитва служит причиною бесовской прелести и душепогибели. В предостережение им нахожу необходимым сказать, что хуление молитвы именем Иисуса, приписание зловредного действия этому имени равновесны той хуле, которую произносили фарисеи на чудеса, совершаемые Господом. Евангелие от Матфея. Глава двенадцатая. Стихи тридцать первый, тридцать четвертый, тридцать шестой. Неведение может быть извинено на суде Божием гораздо удобнее, нежели упорное предубеждение и основанные на нем возгласы и действия. Будем помнить, что на суде Божием мы должны дать отчет за каждое праздное слово. Тем страшнее отчет за слово и слова хульные на основной догмат Христианской веры. Учение о Божеской силе имени Иисусова имеет полное достоинство основного догмата, и принадлежит к всесвятому числу и составу этих догматов. Невежественное богохульное умствование против молитвы Иисусовой имеет весь характер умствования еретического».

Ученик: « Однако святые Отцы очень остерегают занимающегося молитвою Иисусовою, от прелести».

Старец: «Да, предостерегают. Они предостерегают от прелести и находящегося в послушании, и безмолвника, и постника - словом сказать, всякого, упражняющегося какою бы то ни было добродетелью. Источник прелести, как и всякого зла - дьявол, а не какая-нибудь добродетель. «Со всею осмотрительностью должно наблюдать, - говорит святой Макарий Великий, - устрояемые врагом - дьяволом, со всех сторон козни, обманы и злоковарные действия. Как святой дух чрез Павла всем служит для всех. Так, и лукавый дух старается злобно быть всем для всех, чтоб всех низвести в погибель. С молящимися, притворяется и он молящимся, чтоб по поводу молитвы ввести в высокоумие. С постящимися постится, чтоб обольстить их самомнением и привести в умоисступление; с сведущими Священное Писание и он устремляется в исследование Писания, ища, по-видимому, знания, в сущности же стараясь привести их к превратному разумению Писания; с удостоившимися осияния светом, представляется и он имеющим этот дар, как говорит Павел: «сатана преобразуется в ангела светла». Чтоб прельстив привидением как бы света, привлечь к себе. Просто сказать: он принимает на себя для всех всякие виды, чтоб действием, подобным действию добра, поработить себе подвижника, и, прикрывая себя благовидностью, низвергнуть его в погибель». Мне случалось видеть старцев, занимавшихся исключительно усиленным телесным подвигом, и пришедших от него в величайшее самомнение, величайшее самообольщение. Душевные страсти их - гнев, гордость, лукавство, непокорство - получили необыкновенное развитие. Самость и самочиние преобладали в них окончательно. Они с решительностью и ожесточением отвергали все душеспасительнейшие советы и предостережения духовников, настоятелей, даже святителей: они, попирая правила не только смирения, но, и скромности, самого приличия, не останавливались выражать пренебрежение к этим лицам самым наглым образом. Некоторый египетский инок, в начале четвертого века, сделался жертвою ужаснейшей бесовской прелести. Первоначально он впал в высокоумие, потом, по причине высокоумия, поступил под особенное влияние лукавого духа. Дьявол, основываясь на произвольном высокоумии инока, озаботился развить в нем этот недуг, чтоб при посредстве созревшего и окрепшего высокоумия окончательно подчинить себе инока, вовлечь его в душепогибель. Вспомоществуемый демоном, инок достиг столь бедственного преуспеяния, что становился босыми ногами на раскаленные угли, и, стоя на них, прочитывал всю молитву Господню «Отче наш». Разумеется, люди, не имевшие духовного рассуждения, видели в этом действии чудо Божие, необыкновенную святость инока, силу молитвы Господней, и прославляли инока похвалами, развивая в нем гордость и способствуя ему губить себя. Ни чуда Божия, ни святости инока тут не было; сила молитвы Господней тут не действовала, тут действовал сатана, основываясь на самообольщении человека, на ложно направленном произволении его, тут действовала бесовская прелесть. Спросишь: «какое же значение имела в бесовском действии молитва Господня?». Ведь, прельщенный читал ее и приписывал действию ее совершавшееся чудо. Очевидно, молитва Господня не принимала тут никакого участия: прельщенный, по собственному произволению, по собственному самообольщению и по обольщению демонскому, употребил против себя духовный меч, данный человекам во спасение. Заблуждение и самообольщение еретиков всегда прикрывались злоупотреблением Слова Божия, прикрывались с утонченным лукавством, и в повествуемом событии заблуждение человеческое и бесовская прелесть, с тою же целью, прикрывались коварно молитвою Господнею. Несчастный инок полагал, что он стоит на раскаленных углях босыми ногами по действию молитвы Господней, за чистоту и высоту своей подвижнической жизни, а он стоял на них по действию бесовскому. Точно, таким образом, самообольщение и бесовская прелесть прикрываются иногда как бы действием молитвы Иисусовой, а неведение приписывает действию этой святейшей молитвы то, что должно приписывать совокупному действию сатаны и человека; человека, предавшегося руководству сатаны. Упомянутый Египетский инок перешел от мнимой святости к необузданному сладострастию, потом к совершенному умоисступлению, и, кинувшись в разожженную печь общественной бани, сгорел. Вероятно, или объяло его отчаяние, или представилось ему в печи какое-либо обманчивое привидение».

Ученик: «Что в человеке, какое условие в нем самом, делает его способным к прелести?».

Старец: «Преподобный Григорий Синаит говорит: «вообще, одна причина прелести, - гордость». В гордости человеческой, которая есть самообольщение, дьявол находит для себя удобное пристанище, и присоединяет свое обольщение к самообольщению человеческому. Всякий человек более или менее склонен к прелести: потому что «самая чистая природа человеческая имеет в себе нечто горделивое». Основательны предостережения отцов. Должно быть очень осмотрительным, должно очень охранять себя от самообольщения и прелести. В наше время, при совершенном оскудении Боговдохновенных наставников, нужна особенная осторожность, особенная бдительность над собою. Они нужны при всех иноческих подвигах, наиболее нужны при молитвенном подвиге, который из всех подвигов - возвышеннейший, душеспасительнейший, наиболее наветуемый врагами. «Со страхом... жительствуйте». Завещавает апостол. В упражнении молитвою Иисусовою есть свое начало, своя постепенность, свой конец бесконечный.

Необходимо начинать упражнение с начала, а, не с средины и не с конца, Святейший Каллист, патриарх Константинопольский, живописуя духовные плоды этой молитвы, говорит: “никто, из не наученных тайнам или из требующих млека, услышав высокое учение о благодатном действии молитвы, да не осмелится прикоснуться к нему. Возбранена такая несвоевременная попытка. Покусившихся на нее, и взыскавших преждевременно того, что приходит в свое время, усиливающихся взойти в пристанище бесстрастия в несоответствующем ему устроении, отцы признают не иначе, как находящимися в умопомешательстве. Невозможно читать книг тому, кто не выучился грамоте».

Ученик: «Что значит, - начинать упражнение молитвою Иисусовою с средины и конца, и что значит, - начинать это упражнение с начала?».

Старец: «Начинают с средины те новоначальные, которые, прочитав в Отеческих писаниях наставление для упражнения в молитве Иисусовой, данное Отцами безмолвникам, то есть, монахам, уже весьма преуспевшим в монашеском подвиге, необдуманно принимают это наставление в руководство своей деятельности. Начинают с средины те, которые, без всякого предварительного приготовления, усиливаются взойти умом в сердечный храм, и оттуда воссылать молитву.

С конца начинают те, которые ищут немедленно раскрыть в себе благодатную сладость молитвы и прочие благодатные действия ее. Должно начинать с начала, то есть, совершать молитву со «вниманием» и «благоговением», с целью «покаяния», заботясь единственно о том, чтоб эти три качества постоянно соприсутствовали молитве. Так и святой Иоанн Лествичник, этот великий делатель сердечной благодатной молитвы, предписывает находящимся в послушании, молитву внимательную, а созревшим для безмолвия молитву, сердечную. Для первых он признает невозможною молитву, чуждую рассеянности, а от вторых требует такой молитвы. В обществе человеческом должно молиться одним умом, а наедине - и умом и устами, несколько вслух себе одному. Особенное попечение, попечение самое тщательное должно быть принято о благоустроении нравственности сообразно учению Евангелия.

Опыт не замедлит открыть уму молящегося теснейшую связь между заповедями Евангелия и молитвою Иисусовою. Эти заповеди служат для этой молитвы тем, чем служит елей для горящего светильника; без елея светильник не может быть возожжен. При оскудении елея не может гореть. Он гаснет, разливая вокруг себя дым зловонный. Образуется нравственность по учению Евангелия очень удобно при прохождении монастырских послушаний, когда послушания проходятся в том разуме, в каком заповедано проходить их святыми отцами. Истинное послушание служит основанием, законною дверью для истинного безмолвия. Истинное безмолвие состоит в усвоившейся сердцу Иисусовой молитве, - и некоторые из святых отцов совершили великий подвиг сердечного безмолвия и затвора, окруженные молвою человеческою. Единственно на нравственности, приведенной в благоустройство Евангельскими заповедями, единственно на этом твердом камне Евангельском, может быть воздвигнут величественный, священный, невещественный храм Богоугодной молитвы. Тщетен труд зиждущего на песце. На нравственности легкой, колеблющейся.

Евангелие от Матфея. Глава седьмая. Стих двадцать шестой. Нравственность, приведенную в стройный, благолепный порядок, скрепленную навыком в исполнении евангельских заповедей, можно уподобить несокрушимому серебряному или золотому сосуду, который, один только, способен достойно принять и благонадежно сохранить в себе бесценное, духовное миро - молитву. Святой Симеон Новый Богослов, рассуждая о случающейся безуспешности молитвенного подвига и о плевелах прелести, возникающих из него, приписывает причину и безуспешности, и прелести несохранению правильности и постепенности в подвиге. «Хотящие взойти», - говорит Богослов, - «... на высоты молитвенного преуспеяния, да не начинают идти сверху вниз, но да восходят снизу вверх, сперва на первую ступень лествицы, потом на вторую, далее на третью, наконец, на четвертую. Таким образом, всякий может восстать от земли, и взойти на небо. Во-первых, он должен подвизаться, чтоб укротить и умалить страсти.

Во-вторых, он должен упражняться в псалмопении, то есть в молитве устной; когда умалятся страсти, тогда молитва, естественно доставляя веселие и сладость языку, вменяется благоугодною Богу. В-третьих, он должен заниматься умною молитвою». Здесь, разумеется, молитва, совершаемая умом в сердце. Молитву внимательную новоначальных, при сочувствии сердца, отцы редко удостаивают наименования умной молитвы, причисляя ее более к устной.

В-четвертых, он должен восходить к видению. Первое составляет принадлежность новоначальных; второе - возрастающих в преуспеяние; третье - достигших крайнего преуспеяния; четвертое – совершенных». Далее Богослов говорит, что и подвизающиеся о умалении страстей должны приобучаться к хранению сердца и к внимательной молитве Иисусовой, соответствующей их устроению. В общежитиях Пахомия Великого, произведших возвышеннейших делателей умной молитвы, каждого вновь вступившего в монастырь, во-первых, занимали телесными трудами под руководством старца в течение трех лет. Телесными трудами, частыми наставлениями старца, ежедневною исповедью внешней и внутренней деятельности, отсечением воли обуздывались страсти могущественно и быстро, доставлялась уму и сердцу значительная чистота. При упражнении в трудах преподавалось новоначальному соответствующее устроению его делание молитвы. По истечении трех лет требовалось от новоначальных изучение наизусть всего Евангелия и псалтыри, а от способных и всего Священного Писания, что необыкновенно развивает устную внимательную молитву. Уже, после этого, начиналось тайно учение умной молитве. Объяснялось оно обильно, и Новым, и Ветхим Заветами. Таким образом, монахи вводились в правильное понимание умной молитвы и в правильное упражнение ею. От прочности основания и от правильности в упражнении - дивным было преуспеяние».

Ученик: «Имеется ли какое верное средство к предохранению себя от прелести вообще, при всех подвигах монашеских, и, в частности, при упражнении молитвою Иисусовой?».

Старец: «Как гордость, есть, вообще, причина прелести, так смирение - добродетель, прямо противоположная гордости - служит верным предостережением и предохранением от прелести. Святой Иоанн Лествичник назвал смирение - «погублением страстей». Очевидно, что в том, в ком не действуют страсти, в ком обузданы страсти, не может действовать и прелесть, потому что «прелесть есть страстное или пристрастное уклонение души ко лжи на основании гордости».

При упражнении же, молитвою Иисусовой, и, вообще, молитвою, вполне и со всею верностью предохраняет вид смирения, называемый «плачем». Плач есть сердечное чувство покаяния, спасительной печали о греховности и разнообразной, многочисленной немощи человека. Плач есть: «Дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно, которое Бог не уничижит». Псалтирь. псалом пятидесятый. стих девятнадцатый. То, есть, не предаст во власть и поругание демонам, как предается им сердце гордое, исполненное самомнения, самонадеянности, тщеславия.

Плач есть та единственная жертва, которую Бог принимает от падшего человеческого духа, до обновления человеческого духа святым божиим духом. Да будет наша молитва проникнута чувством покаяния, да совокупится она с плачем, и прелесть никогда не воздействует в нас. Святой Григорий Синаит, в последней статье своего сочинения, в которой изложены им для подвижников молитвы предостережения от душепагубной прелести, говорит: «Не малый труд - достигнуть точно, истины, и, соделаться чистым от всего, сопротивного благодати. Потому, что, обычно, дьяволу показывать, особливо пред новоначальными, свою прелесть, в образе истины, давая лукавому вид духовного. По этой причине, подвизающийся, в безмолвии, достичь чистой молитвы, должен шествовать мысленным путем молитвы со многим трепетом и плачем. С испрошением наставления у искусных, всегда плакать о своих грехах, печалясь и боясь, - как бы, не подвергнуться муке, или не отпасть от Бога, не отлучиться от него, в этом или будущем веке. Если дьявол увидит, что подвижник живет плачевно, то не пребывает при нем, не терпя смирения, происходящего от плача...

Великое оружие - иметь при молитве и плач. Не прелестная молитва состоит в теплоте с молитвою Иисусовой, которая, молитва Иисусова, и влагает огонь в землю сердца нашего, в теплоте, попаляющей страсти, как терние, производящей в душе веселие и тихость. Теплота эта, не приходит с правой или с левой стороны, и не сверху, но прозябает в самом сердце, как источник воды от животворящего духа. Возлюби ее, единую, найти и стяжать в сердце, соблюдая твой ум присно не мечтательным, чуждым разумений и помышлений, и не бойся. Сказавший: «Дерзайте, аз, есмь, не бойтеся». От Матфея. Глава четырнадцатая. Стих двадцать седьмой. Он - с нами. Он - тот, кого мы ищем. Он всегда защитит нас, - и мы не должны бояться или воздыхать, призывая Бога. Если некоторые и совратились, подвергшись умоповреждению, то знай, что они подверглись этому от самочиния и высокомудрия. Ныне, по причине совершенного оскудения духоносных наставников, подвижник молитвы вынужден исключительно руководствоваться Священным Писанием и писаниями Отцов. Это - гораздо труднее. Новая причина для сугубого плача».